Тем временем бдительность дефензоров несколько ослабела, и двор нашёл, что можно решиться на серьёзный шаг. По приказу императора церковь в Клостерграбе была разрушена, церковь в Браунау насильственно заперта и самые беспокойные из граждан брошены в темницу. Следствием этой меры было всеобщее недовольство среди протестантов; возмущались нарушением грамоты величества, и граф Турн, одушевляемый местью и ещё более побуждаемый к действию своим званием дефензора, чрезвычайно усердно разжигал страсти. По его почину из всех округов королевства были созваны в Прагу депутаты, дабы принять соответственные меры против общей опасности. Было решено подать императору ходатайство и настаивать на освобождении заключённых. Ответ императора, очень дурно принятый чинами уже по той причине, что он был обращён не к ним непосредственно, а к его собственным наместникам, называл их поведение противозаконным и мятежным, оправдывал события в Клостерграбе и Браунау императорским приказом и заключал в себе несколько мест, которые могли быть истолкованы как угрозы.
Граф Турн не замедлил искусно усилить дурное впечатление, произведённое императорским посланием на собравшихся чинов. Он указал им на опасность, коей подвергались все, кто участвовал в ходатайстве и сумел путём подстрекательства и страха увлечь их на путь насильственных решений: поднять их непосредственно против императора было бы пока слишком смелым шагом. К этой неизбежной цели он вёл их постепенно. Поэтому он счёл более удобным сначала направить их раздражение против советников императора и с этой целью распустил слух, что императорское послание составлено в канцелярии пражского наместничества и лишь подписано в Вене. Среди императорских наместников предметом всеобщей ненависти были камер-президент Славата и назначенный вместо Турна бургграфом Карлштейнским барон фон Мартиниц. Оба они уже ранее ясно выказали свои враждебные протестантам намерения, отказавшись принять участие в заседании, на котором грамота величества была внесена в земское уложение Чехии. Уже тогда этим наместникам грозили, что в будущем ответственность за всякое нарушение грамоты падёт на них, и всё дурное, что с тех пор протерпели протестанты, было — и не без основания — отнесено на их счёт. Среди всех католических владетелей эти двое были наиболее жестоки к своим протестантским подданным. Их обвиняли в том, что они собаками загоняли протестантов на католическую обедню и отказом в крещении, венчании и погребении старались насильственно обращать их в папизм. Ярость народа легко могла быть направлена против ненавистных начальников, и они должны были пасть жертвой всеобщего недовольства.
