Старый житель Тарима, некий Киргуй Паван, рассказал предание лобнорцев о людях, которых звали «камшуками». Они спускались вниз по Конче-Дарье на плотах из тополевых бревен. Эти люди привели с собой своих детей и женщин. Пятьдесят семей пришельцев жили охотой и рыбной ловлей, ели кабанье мясо и рыбу. Их начальник звался Иивеном (Иваном?); сначала он один приходил разведывать эту страну, а когда узнал, что в ней можно сеять хлеб, привел своих людей. Здесь, у высохшего ручья русла Черчен-Дарьи, люди Иивена, хлебопашцы и охотники, полегли в тополевые гробы, и песок пустыни прикрыл тела, одетые в льняные рубахи. Лобнорцы знали места еще нескольких таких же погребений.
Верный ученик Пржевальского Петр Козлов через одиннадцать лет после смерти Великого Охотника разыскал в станице Алтайской старого лобнорского странника кержака Рахманова. Около 1860 года Рахманов с партией искателей «Беловодья» проходил области, лежавшие к югу от Лобнора, и достигал северного порога Тибета.
Пржевальский расхаживал по солончакам, окружающим Лобнор, срывал ветви тамариска и кендыря для гербария. Только уж очень уныл был вид этого умирающего озера-болота! Тростники выпили всю его влагу! Лобнор, как было установлено впоследствии, не что иное, как сток для вод Тарима и Черчен-Дарьи.
Тарим до самой деревни Абдала протекал в определенном русле, но потом исчезал неизвестно куда. И тут же начинались и бесчисленные болота, озера, ручейки, трехсаженные тростники. Все это – система Лобнора, лжеозера, беспрестанно меняющего свои границы.
Сами лобнорцы помогали таримским водам блуждать по этому болоту: сметливые рыболовы отводили воды в канавы, запирали новые водоемы перемычками, а потом вылавливали рыбу из этих ловушек. Затем канавы засыпали землей, на ней вырастал камыш на корм скоту. От этого и еще от ряда причин Лобнор никогда не имел определенных границ, и лишь кое-где по светлой ряби, по ходу рыбьего косяка можно было с трудом угадать блуждающее устье Тарима. И еще: вся вода Лобнора была пресной, а у самых берегов колыхался пояс мутных соляных растворов. Но это от близости солончаков.
Пржевальский посещал жилища лобнорцев. Они называли себя каракурчинцами. Они происходили от тюрок и монголов.
Каракурчинцы были забыты миром. Когда-то здесь проходила одна из великих древних дорог из Китая в Хотан, и на ней сталкивались народы и племена. Потом исчезли города по Тариму, богатые селения на склонах Алтынтага, и на берегах обманного озера остался неведомый, одинокий народ. Каракурчинцы не умели считать далее ста, не ели ни хлеба, ни баранины. Их пища – жесткое мясо выпей и пеликанов и таримская рыба. Вверху неприветливое небо, внизу потрескавшиеся солончаки и тростниковые леса великих болот. И в этом безрадостном мире стояли хижины каракурчинцев, горели одинокие костры, на которых обитатели болот варили похлебку из молодых побегов тростника.
