15 сентября Пржевальский разбил свою палатку напротив города Дэнкоу. Переправившись через реку Желтую, победители Ордоса должны были выйти из границ «Большой подковы». В Дэнкоу разыгрался скандал с корыстолюбивым богдыханским генералом; он выбрал понравившиеся ему русские вещи при осмотре багажа и бессовестно не заплатил назначенных за них семнадцати лян. Пржевальскому оставалось только громовым голосом обличать генерала из Дэнкоу перед... алашаньским саксаулом. Из Дэнкоу пришлось уйти ночью, чтобы «не дразнить гусей», и мандарин скорбел о том, что не мог задержать Пржевальского. Ведь сиятельному начальнику города Дэнкоу так понравился штуцер Ланкастера в руках гостя!
В стране песков – Алашане стоял единственный город Диньюаньин. Он сторожил здесь необозримые песчаные пространства, столь обширные, что их называли Тынгери, что можно было перевести как «Песчаное небо».
Монголами Алашаня управлял владетельный князь. Когда 27 сентября 1871 года Пржевальский, перейдя пустыню, увидел глинобитные стены княжеского города, из крепостных ворот навстречу русскому каравану выехали всадники князя. Узнав, что гости отнюдь не миссионеры, всадники передали Пржевальскому приглашение владыки пустыни. Караван вступил в зеленый оазис Диньюаньин.
В самом сердце пустыни на значительных высотах лежал этот благодатный уголок Центральной Азии. Монголы-земледельцы украсили его хлебными полями, густыми садами из тополя, ильма, яблонь и грушевых деревьев.
Великан вяз раскинул свой зеленый свод над кровлей глинобитного дома, прозрачные арыки журчали на улицах города.
Пржевальский и Пыльцов подружились с двумя сыновьями князя. Первого из них русские для удобства звали кратко гыгеном, то есть воплощением божества, им он и считался здесь. Он носил титул из пятнадцати слов, которые, чтобы не сбиться с толку, надо было считать, как считают слова в телеграфной депеше.
Глубоко убежденный в своей божественности, гыген, однако, был страстным охотником, что вовсе не подобало буддийскому святому. Его брат Сий не отставал от гыгена по части охотничьих забав. Дружба с принцами пустыни принесла Пржевальскому немало выгод. Втроем они ездили на охоту, осматривали город, причем за святым гыгеном всюду следовала толпа лам – его друзей и слуг.
В шумной свите алашаньских принцев находился услужливый, уже немолодой бородатый лама Балдын Сорджи. Этот бывалый монах юношей ушел из Алашаня в Тибет и восемь лет прожил в Лхасе. Такой человек был для Пржевальского находкой. Они подолгу сидели вместе в фанзе. Балдын Сорджи рассказывал о Лхасе. Но как далеко это все было отсюда – и гора Чагпори, и жилище далай-ламы – золоченая Потала! Лама Балдын Сорджи заворожил путников рассказами о Лхасе. Ведь он сам видел улицы, по которым ходят монахи из Кашмира, Непала, Китая, смотрел на золоченые кровли главного храма Чжо-Кан, склонялся перед огромной статуей Будды, молился тополю, будто бы выросшему из волоса божества...
