Этрих невольно поморщился. Последнее из ее определений было, на его взгляд, не совсем уместным. Изабелла владела английским почти безупречно. Процентов на девяносто пять. И порой она, словно фокусник, вытаскивала из своего сознания слова, посредством которых ей удавалось охарактеризовать явление или предмет точнее и ярче, чем это сделал бы на ее месте любой из носителей языка. «И что, черт возьми, это может значить?» – промелькнуло у него в голове. Вместо ответа на ее упрек он лишь с досадой повторил:
– Ради тебя я отказался от всего, чем дорожил.
Она неожиданно повернулась к нему и дотронулась пальцами до его руки:
– Хватит об этом. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Но он упрямо покачал головой и, глядя на свою ладонь, возразил:
– Нет, мне необходимо обсудить с тобой именно это, Физ. Ты вдребезги разбила мое чертово сердце, когда бросила меня. Исчезла из моей жизни, после того как я сделал все, чтобы доказать, что ты для меня дороже всего на свете.
Но эти слова не вызвали в ней отклика.
– Ты это сделал только из опасения меня потерять.
Этрих прищурился и произнес сквозь сцепленные зубы:
– Неправда! Не пытайся умалить значение моего поступка, Изабелла! Бросить жену, с которой прожил шестнадцать лет, и двоих ребят ради того только, чтобы не потерять любовницу?
– Многие мужчины именно так и поступают, Винсент. Не прикидывайся простачком.
Этриха мгновенно охватила ярость. Он редко выходил из себя, но сейчас… Сейчас, похоже, настал именно такой момент. Ему хотелось стукнуть кулаком по столу, крепко зажмуриться и впиться во что-нибудь зубами. И когда она снова заговорила, он, уже оглохший от злости, не расслышал ее слов и ему пришлось переспросить:
– Что?
– Через несколько недель после этого я познакомилась с мужчиной.
Ярость отступила так же внезапно, как нахлынула на него мгновение назад. Стоило Изабелле упомянуть о другом мужчине, как Этрих весь обратился в слух.
– Продолжай.
– Пару раз мы вместе обедали. Человеком он оказался интересным, так увлекательно рассуждал обо всем на свете, и я с удовольствием его слушала. Разумеется, он хотел, чтобы мы с ним стали близки. И в последнюю нашу встречу откровенно об этом заявил и был весьма настойчив. И знаешь, что я ему ответила? «Сожалею, Берн, но я не слишком люблю литературу».
– Он понял?
– Да. И ужасно разозлился. Хотел даже меня ударить.
– Что?!
– Да ничего, обошлось. Энжи этому помешал. Он меня защищает.
– Повтори.
– Энжи меня защищает.
