Как она может определять возраст под длиннющей бородой и косами? Там, кроме глаз и носа, и не видать ничего.
– Вон стоят, вылупились, - Роксана небрежно махнула в сторону мужиков, - сами трясутся, а туда же, зырят, чтоб наперекосяк что не пошло… Ага, началось!
Верёвки, удерживающие старосту, лопули, спина его выгнулась дугой, выворачиваясь из захвата, руки выкрутились под неимоверным углом, а из под воды вынырнула жутко оскаленная морда с выдающейся вперед челюстью. Голова извивалась в разные стороны, разбрызгивая воду и поднимая пену, и от этого казалось, что она непрерывно меняет форму. Мих схватил старосту за волосы и попытался погрузить под воду, мужик издал нечеловеческий рёв. Блин, да он сейчас вырвется!
Я обернулся в поисках какой-нибудь дубины. Отломать оглоблю? Как? А если я промахнусь и попаду по мечу?
Я влетел в реку и со всего размаху врезал старосте кулаком по лбу. Глаза сумасшедшего сошлись на переносице и сконцентрировались на мне. Почему у меня мокрые джинсы? А! Это же я просто стою по пояс в воде!
Мужик продолжал вырываться и корчить неимоверные рожи, вытягивая вперёд челюсть и шевеля чёрным носом. С клыков летели клочья пены.
Я схватил старосту одной рукой за бороду, другой за шею, и потянул вниз. Пришлось плюхнуться на колени и напрячь все свои силы. Мих придавливал его за затылок и плечи. Мы вдвоём остервенело наваливались всем нашим весом, но мужик продолжал ворочаться и выгибаться. Наконец, пара судорог прошла по его хребту, и он затих. Мих перестал материться и разжал руки. Мои мышцы свело, пальцы впились в шею старосты и не желали разжиматься, а тело само продолжало упорно прижимать утопленника ко дну.
– Всё, успокойся, - сказал Мих, откидывая со лба мокрые волосы, - да успокойся уже! Нам сказано его замочить, а не утопить… Всё, отпускай, он уже тихий, ошейник вон несут. Молодец, не ожидал. Отпускай, не бойся.
Четверг, вечер
Где-то через час подъехала вторая телега, за которой сгонял верхом один из наших сопровождающих. Довольные мужики похлопали меня по плечу, Роксану по попке, а Миху пожали руку.
– Эх, Цветушка, Цветушка, - вздыхал рыжебородый возница, привязывая к телеге здоровенную лохматую кавказскую овчарку, - что ж ты нас так подвёл, а? Мы ж так в тебе уверены были, а теперь что, нового старосту выбирать? А кого? Тридцать ведь годков тебе равного не было. Весь лес в кулаке держал! Ужо погоди, жёнка твоя так тебя дома отходит! Это она мужиков уломала за подмогой послать, а то пристрелили б тебя как собаку! Вот опозорил семью, так опозорил… Я б его и сам отделал, - объяснил он нам, - да жалко, брат он мне единоутробный, вот так вот…
