— Крошка, — говорит она. Пауза.
— Любимая, — говорит она.
Если внутренняя температура Лизи прошлым вечером падала на десяток градусов, тут она упала на все двадцать пять: хотя слова эти произнёс, несомненно, женский голос, говорил Скотт. Лизи прожила с ним больше двадцати лет. И узнаёт Скотта, когда слышит его.
Это сон, сказала она себе. Вот почему я не могу даже понять, настоящее это или прошлое. Если я оглянусь, то скорее всего увижу полотнище-самолёт «ПИЛЬСБЕРИ — ЛУЧШАЯ МУКА», зависший в углу.
Но она не может оглянуться. Долгое время она не может даже пошевелиться. Что заставляет её заговорить, так это усиливающийся свет. Ночь практически уступила место дню. Если Скотт вернулся (если она действительно бодрствует и это не сон), значит, на то есть причина. И он не собирается причинить ей вред. Он никогда не причинял ей вреда. Во всяком случае… намеренно. Она вдруг осознаёт, что не может произнести ни его имя, ни имя сестры. Они неуместны. Оба имени неуместны. Она видит себя, хватающую Аманду за плечо и поворачивающую к себе. Чьё лицо она увидит под седеющими кудряшками Аманды? Допустим, Скотта? О дорогой Боже, допусти это.
Утренний свет прибывает. И тут ей становится абсолютно ясно: если она не произнесёт ни слова до восхода солнца, дверь между прошлым и настоящим закроется, и она потеряет все шансы получить ответы.
Тогда обойдись без имён. И какая, к чёрту, разница, на ком надета эта ночная рубашка?
— Почему Аманда сказала бул? — спросила она. И её голос в спальне, где ещё царил полумрак, но становилось всё светлее, светлее, звучит хрипло, чуть ли не скрежещет.
— Я оставил тебе бул, — отвечает другой человек, лежащий в кровати, человек, к заду которого прижимается живот Лизи.
О Боже О Боже О Боже это что-то ужасное если может быть что-то ужасное это…
А потом: Возьми себя в руки. Не упусти своего шанса. Сделай это прямо сейчас.
— Это… — Голос суше и скрипучее. И в комнате светлеет слишком уж быстро. В любую секунду солнце может появиться над восточным горизонтом. — Это кровь-бул?
— Кровь-бул идёт к тебе, — говорит ей голос, в котором слышится едва заметное сожаление. И интонации голоса совсем как у Скотта. Однако теперь он больше похож на голос Аманды, и это пугает Лизи ещё сильнее.
А в голосе слышатся радостные нотки:
— Тот, что тебя ждёт, хороший бул, Лизи. Он придёт из-за пурпура. Ты уже нашла три первые станции. Ещё несколько, и ты получишь приз.
— Какой я получу приз?
