История Лизи | страница 117



Я не хочу возвращаться к «Оленьим рогам» и тому уик-энду. Ни к снегу, который казался волшебным, ни к конфетному дереву, под которым мы съели сандвичи и выпили вино, ни к кровати, которую мы делили в ту ночь, ни к историям, которые он тогда рассказал, — скамьи, булы, чокнутые отцы. Я боюсь, как бы мои воспоминания не привели меня к тому, чего я не решаюсь увидеть вновь. Пожалуйста, не надо больше.

До Лизи вдруг дошло, что она повторяет вслух снова и снова: «Не надо больше. Не надо больше. Не надо больше».

Но она охотилась на була и, возможно, опоздала с тем, чтобы просить: «Не надо больше». Согласно существу, которое этим утром оказалось с ней в одной постели, она уже нашла первые три станции. Ещё несколько, и она сможет потребовать приз. Иногда это шоколадный батончик! Иногда напиток — «кока» или «Ар-си»! Всегда карточка со словами: «БУЛ! Конец!»

«Я оставил тебе бул», — сказало существо в ночной рубашке Аманды… и теперь, когда солнце скатывалось к горизонту, ей вновь с трудом верилось, что в кровати рядом с ней лежала Аманда. Или только Аманда.

Кровь-бул идёт к тебе.

— Но сначала хороший бул, — пробормотала Лизи. — Ещё несколько станций, и я получу мой приз. Напиток. Мне, пожалуйста, двойную порцию виски. — Она рассмеялась, со стороны смех мог показаться безумным. — Но если станции уходят за пурпур, каким образом бул может оказаться хорошим? Я не хочу идти за пурпур.

Её воспоминания — станции була? Если да, то она могла насчитать три очень ярких за последние двадцать четыре часа: схватка с безумцем, коленопреклонение у Скотта, лежащего на раскалённом асфальте, лицезрение его, выходящего из темноты с окровавленной рукой, которую он протягивал ей, как подарок…

Это бул, Лизи! Не просто бул, а кровь-бул! Лёжа на асфальте, он сказал ей, что его длинный мальчик (тварь с бесконечным пегим боком) очень близко. «Я её не вижу, но слышу, как она закусывает».

— Я больше не хочу думать об этом! — услышала она свой крик, только голос её доносился издалека, с другого берега огромного залива, и внезапно реальный мир стал тонким, как корочка льда. Или превратился в зеркало, в которое она не решалась смотреть дольше чем секунду-другую. Я могу так её позвать. Она придёт. Сидя за рулём «BMW», Лизи подумала о том, как её муж просил лёд, как лёд появился (практически чудом), и закрыла лицо руками. Импровизация была коньком Скотта, не Лизи но, когда доктор Олбернесс спросил о медсестре в Нашвилле, Лизи прыгнула выше головы, сочинив байку о том, как Скотт задержал дыхание и открыл глаза (другими словами, прикинулся мёртвым), и Олбернесс смеялся так, будто никогда не слышал ничего более забавного. Смех этот не заставил Лизи завидовать тем, кто работал под его началом, но по крайней мере в результате она уехала из «Гринлауна» и очутилась здесь, на обочине сельского шоссе, с воспоминаниями, которые носились вокруг, лая, как голодные собаки, и рвали пурпурный занавес… ненавистный и столь дорогой ей пурпурный занавес.