Совершив несколько оборотов, Генчик опять встретился взглядом с Зоей Ипполитовной.
– А что вы там рисуете?
– Гм… Признаться, я рисую тебя.
– Ой! – Он выпрыгнул из петли. – Можно посмотреть?
– Ну… если не будешь сильно критиковать.
Критиковать тут было нечего. Хотя Зоя Ипполитовна и жаловалась на больные пальцы, карандаш этим пальцам был послушен. Генчик на ватманском листе увидел себя как в зеркале.
Похожие на стружки завитки волос, задорно сморщенный нос, улыбка до ушей. И криво растущий зуб (рядом с «совсем беззубой дыркой»). И даже родинка на подбородке.
И все же Генчик не удержался от замечания:
– Похоже. Только какой-то я слишком тут… жизнерадостный…
– Ты порой таким и бываешь. Я ухватила момент…
Генчик опять неловко засопел. Он хотел сказать другое: «слишком смелый». На карандашном наброске Зоя Ипполитовна ухитрилась даже сделать искорки в глазах. И в этих искорках горело веселое бесстрашие. Неужели она забыла, как он прятался от хулиганской компании? Правда, сейчас он этих типов уже не боится. Но это не от природной смелости, а… изменились условия, вот что.
От неловкости Генчик решил придраться к другому:
– Неужели я такой тощий?
– Ну, голубчик, тут уж ничего не поделаешь. Как говорится, нечего на зеркало пенять…
У «портретного» Генчика голова была вскинута на тоненькой, как стебель, шее, колюче торчало вздернутое плечо, остро выпирали из-под кожи ключицы.
– Потолстеешь еще. Ближе к пенсии, – утешила Зоя Ипполитовна.
– Не, я и тогда не буду… Зоя Ип-политовна, а это уже готовый портрет?
– Это пока проба. Потом сделаю эскиз акварелью. И если получится, то, может быть, возьмусь за настоящую работу. Масляными красками…
– Ух ты!… Будет как портрет капитана?
– Поменьше размером, большого холста у меня нет. А что касается художественного уровня, то это как получится…
– Хорошо получится! – Генчик подпрыгнул. – Зоя Ип-политовна. А когда настоящий портрет будет готов, вы этот вот… куда денете? Можете мне его подарить?
– Гм… Если вы, сударь, будете себя хорошо вести. И не станете то и дело скакать перед пожилой дамой в голом виде.
– Но я же не совсем же в голом!… А в одетом виде я не могу все время залезать под душ. А не залезать тоже не могу, потому что расплавлюсь тогда, как пластилиновый…
И он опять ускакал под изогнутую трубу с медной «многодырчатой» тарелкой на конце. И пустил на себя упругий дождик. И радостно заверещал под струями. Запрыгал – тощий и блестящий, как чертенок, сделанный из коричневого стекла…
