— Мышь! — нерешительно возразил голос. — Так в лавках завсегда бывают мыши. Я об них писал только в трех…
— Короче говоря, — перебил я, — ваши стихи превратились в пустой литературный шаблон. Без оригинальности, без вдохновения, без новых образов и эмоций. Это не годится, друг мой. Поэт не смеет повторяться Мой гость с минуту помолчал.
— Господин редактор, — сказал он, — да ведь оно завсегда одно и то же. Попробуйте воровать — что одна кража, что другая… Нелегкое это дело.
— Да, — сказал я. — Надо бы вам взяться за другое ремесло
— Обчистить церковь, что ли? — предложил голос — Или часовню на кладбище?
Я сделал энергичный отрицательный жест.
— Нет, — говорю, — это не поможет. Дело не в материале, молодой человек, дело в его творческой интерпретации. В ваших стихах нет никакого конфликта, в них каждый раз дается только внешнее описание заурядной кражи. Вам надо найти какую-нибудь свою внутреннюю тему. Например, раскаяние.
— Раскаяние? — с сомнением сказал голос. — И вы думаете, стихи тогда станут лучше?
— Разумеется! — воскликнул я. — Друг мой, это придаст им психологическую глубину и эмоциональность.
— Попробую, — задумчиво отозвался голос — Не знаю только, пойдут ли у меня кражи на лад. Понимаете, потеряешь тогда уверенность в себе. А без нее сразу засыплешься.
— А хоть бы и так! — воскликнул я. — Дорогой мой, что за беда, если вы попадетесь?' Представляете себе, какие стихи вы напишете in carcere et catenis [в темнице и оковах (лат )]. Погодите, я вам покажу одну поэму, написанную в тюрьме. На это вам не мешает взглянуть.
— И она была в газетах? — спросил замирающий от волнения голос.
— Голубчик, это одна из самых прославленных поэм в мире Зажгите лампу, я вам ее прочту.
Мой гость чиркнул спичку и зажег лампу. Он оказался бледным, прыщеватым юношей — таким может быть и жулик и поэт.
— Погодите, — говорю, — я сейчас найду ее.
И взял с полки перевод «Баллады Рэдингской тюрьмы» Оскара Уайльда. Тогда она была в моде.
В жизни я не декламировал с таким чувством, как в ту ночь, читая ему вслух знаменитую балладу, особенно строку «каждый убивает как может». Гость не спускал с меня глаз. А когда мы дошли до того места, где герой поднимается на эшафот, он закрыл лицо руками и всхлипнул.
Я дочитал, и мы замолчали. Мне не хотелось нарушать величия этой минуты. Открыв окно, я сказал
— Кратчайший путь вон там, через забор. Покойной ночи.
И погасил лампу.
— Покойной ночи, — произнес в темноте взволнованный голос. — Так я попробую. Большое спасибо
