– Все уже кончено?
– Да. Покрошили мы их. Капитану Столетову удалось прорваться наверх и отключить боевые системы, но мы к тому времени уже практически справились сами.
– Потери? Потери есть?
– Четверо раненых… – ответил Хабаров, опять устало улыбнувшись. – Тяжелых нет, так что все будет в порядке.
Тяжелых нет…
Одна из немногих фраз, что способна подарить командиру несколько секунд не познанного никем другим счастья.
* * *
Сержант ошибался, ведя счет потерям скоротечного ночного боя.
Была и невосполнимая утрата, и человек, который горестно и остро переживал ее…
Еще курились дымом воронки, щедро усеивавшие сектор обстрела орудия, которое работало по котловине до последней секунды боя, а между ними, вглядываясь в прогорклый сумрак, медленно шла девушка.
Ее глаза, свыкшиеся с полумраком, пытливо высматривали в темноте еще одного павшего в бою. В окрестных руинах догорали остовы подбитых боевых машин. Лужицы масла, натекшие из их пробитых сервоприводов, пропитали бесплодную землю и горели, воспламенившись во время боя от искр, фейерверки которых уже унялись, больше не били из-под расколотых пулями кожухов… и потому, наверное, скорчившиеся эндоостовы андроидов казались в темноте гротескными светильниками – голубоватое, чадящее пламя облизывало их, заставляя огрызки городских стен отбрасывать длинные, причудливые тени…
Дана шла вдоль знакомой улицы, но ее разум воспринимал окружающее как совершенно новую и незнакомую реальность.
Сколько непонятых событий промелькнуло вокруг, закружило ее, словно щепку, не спрашивая, хочет ли она принимать участие в них?..
Люди, спустившиеся с неба, были непонятны… они пугали ее своей властью над миром и странным непостоянством. Сначала безучастные, потом – сострадающие, но, как выясняется, – это они своим вторжением на Гефест породили эпидемию… и сами же вызвались помочь ее сородичам, потом вступили в бой, и унылая, неколебимая, как, казалось, действительность котловины стала вдруг похожа на тот воющий ад, что привиделся ей в электронном окне во время второй попытки свидания с Кристофером.
Она боялась окружавших ее людей. Дана откровенно страшилась того, что они останутся тут навсегда и ее жизнь потечет иначе, под чужую, навязанную диктовку, как в момент скоротечного боя, когда ей сказали: «Ты можешь и должна…»
Все в прошлом… Все уже закончилось… Так пыталось утешить ее подсознание, но глаза видели иное: чадящие эндоостовы сервомашин и свежие, курящиеся дымом воронки.
