Я слегка замедлила шаги постаралась прислушаться к тому, что творится у меня за спиной. Звука подъезжающей машины не было, а это значит, что за мной никто не поехал и меня никто не узнал. Я хотела обернуться, но решила, что это очень рискованно, и не стала этою делать. Если меня нельзя узнать сзади, то это не значит, что меня нельзя узнать спереди. Я могу скрыть свои волосы париком, изменить походку, но я не могу изменить свое лицо. А оно у меня слишком яркое и довольно запоминающееся.
Шумная, бесконечно длинная улица… Море машин и прохожих, спешащих по своим делам. Где-то на этой улице должен быть этот мебельный магазин. Где-то здесь, рядом. По крайней мере я знаю слово «Мебель» по-английски. Интересно, Галина уже вышла или выжидает? Только бы Динулька не разревелась…
Увидев мебельный магазин, я зашла и села на мягкое кожаное кресло, стоящее в холле. Я взяла один из журналов, лежащих на столике, и принялась листать. Перед глазами плыло, я не видела никаких картинок и уж тем более строчек, украдкой поглядывала на огромные стеклянные двери — и ждала появления Галины с плетеной корзиной в руках.
Но ее не было. Томительное ожидание становилось настоящей пыткой, раздирающей и без того израненную душу.
— Не сдержавшись, я закрыла лицо руками и тихонько заплакала. Там, на чердаке, я боялась думать о том, что я видела свою дочь в последний раз в жизни, но теперь эти мысли приходили помимо моей воли. Весь запас любви, вся моя способность любить были отданы этой крошке. Я поняла, что устала быть сильной, устала притворяться. Ведь на самом деле я ужасно слабая. Справа была зеркальная стена. Непроизвольно повернувшись, я увидела свое отражение и отшатнулась. Огромные мешки под глазами, черные круги от хронического недосыпания… Перекошенное от страха лицо, трясущиеся губы… Выглядела довольно страшно. Но мне было наплевать и на размазанную косметику, которая не смывалась в течение нескольких дней, на свое распухшее от слез лицо. Я думала только о своей дочери, о том, что я отдала бы все на свете, чтобы ее увидеть. Хотя, если разобраться, отдавать-то мне особо и нечего. В стоящее рядом со мной кресло сел какой-то мужчина и поставил на журнальный столик два бокала коктейля со льдом. Угошайтэсь, — произнес он приятным голосом на ломаном русском языке.
— Это мне? — удивилась я.
— Вам» Если вы обернешься назад, то есть бар. Я сидел там долго и наблюдал за тебя. Ты плачешь, и мне хочу тебя развеселить, и сделать легче. Я угощать тебя мой коктейль.
