Томас прорычал, не поворачивая головы:
— Во имя Христа — можно.
— А когда убивают вместе с грешниками и праведников? — спросил Олег.
Томас ответил с достоинством:
— Господь не дурак, разберется, кто свой, а кто чужак.
Отшельник нахмурился, что-то вспоминая, хмыкнул.
— Все верно, он же целиком сжег Содом и Гоморру, хотя там не все были... неправильные. Не чикался, а взял и сжег, молодец. Лес рубят — щепки летят.
Томас нахмурился, показалось кощунственным, что язычник так это снисходительно одобряет действия Господа, словно бы покровительственно похлопывает по плечу, а то Господь ждет не дождется, что же этот дикарь скажет: вдруг да не сочтет его поступок правильным, какой ужас, как жить?
Олег привстал в стременах, Лилит попыталась дернуть его вниз, но отшельник остался недвижим, как высеченная из камня вместе с конем глыба, всмотрелся внимательно.
— Хорошо бы, — сказал он неожиданно, — маленький отдых...
Томас удивился:
— Вон за той рощей уже мой родовой замок! Там и отдохнешь, служанки тебя еще помнят.
Он покосился на Лилит, прикусил язык. С демоницей вряд ли проклятому язычнику, гореть ему в огне, будет время для служанок.
Олег хмурился.
— Да что-то не по себе. Такое ощущение, что подобное уже было. Приедем, а там все разграблено, дядя и отец в темнице, Пенелопа ткет саван, а...
Голос Яры был тих, но проник в их неспешный разговор, как острое лезвие мизерикордии:
— А кто эта Пену... пены... лоппа?
— Да это я так, — сказал Олег, защищаясь, — припомнилось некстати. Томас ее не знает.
— А она его?
Лилит хихикнула в ухо Олегу. Олег задумчиво посмотрел на Томаса, словно колеблясь, сказать правду или прикрыть друга, наконец ответил с некоторым сомнением:
— И она... гм... тоже. Как следует. Я говорю, не нарваться бы. Лучше отдохнуть под вон тем деревом, обдумать положеньице.
Томас метнул злой взгляд, в самом деле язычник умничает некстати, Яра не понимает аллегорий, как любая женщина, к тому же красивая, а значит, вообще ничего не понимает, такую только в королевы или по меньшей мере в благородные хозяйки древнего замка. Она еще припомнит ему эту Пенелопу, хотя язычник брякает, не думая, что брякает, это у него мысль так зигзагами, как слепоглухая змея, хотя он наверняка думает, что его мысль подобна все освещающей молнии.
Он повертел головой из стороны в сторону, металл доспехов поскрипывал мягко и успокаивающе, словно сонный жук-дровосек грыз дерево, наконец, рука в латной рукавице указала перстом в сторону.
