– Что ты имеешь в виду? – спросил Холод.
– Таранис потребует вернуть кубок ему. А мы что? Отдадим? А если нет – пойдем ли мы на войну с благими?
– Его нельзя отдавать Таранису, – решительно сказал Никка.
Все головы удивленно повернулись к нему. Твердость в решениях вообще для Никки не характерна, и уж совсем странно было, что он отважился высказаться по такому судьбоносному вопросу.
– Даже если нам будет грозить война? – уточнил Дойл.
Никка подошел к столу.
– Не знаю, но одно знаю точно: Таранис нарушил один из самых важных наших запретов. Он не меньше века скрывал от всех свое бесплодие, он даже отправил Мэви в ссылку за то, что она не согласилась выйти замуж за бесплодного короля. Он осознанно обрек свой двор на вымирание – на уменьшение силы, плодовитости, самой сущности своих подданных. А когда он испугался, что Мэви откроет или уже открыла нам его секрет, он выпустил на нас Безымянное. Выпустил на свободу самое страшное, что у нас было, хотя не мог подчинить его своей власти. Из-за него погибли невинные люди, а Таранису до них и дела нет. Нам удалось спасти Мэви и поразить Безымянное, но не окажись нас на месте, она погибла бы, а Безымянное могло опустошить пол-Калифорнии. И когда люди узнали бы, что всему виной магия сидхе, последствия для нас могли быть ужасными. Кто знает, как поступило бы людское правительство? А ведь Америка – единственная страна, согласившаяся принять сидхе как свободный народ вместе с нашими обычаями, нашей магией, со всем, что мы есть.
Во время этого монолога от Никки начало разливаться мягкое сияние, словно в его речи была магическая сила.
– Никто не спорит, что Таранис поступил эгоистично и не по-королевски, – сказал Дойл, – но он – король. Мы не сможем ни обвинить его в преступлениях, ни добиться его наказания.
– Почему не сможем? – спросил Китто, все так же сидя с ногами в кресле, с кружкой шоколада в руках.
– Он – король, – со значением повторил Дойл.
– Если царь гоблинов нарушает закон, его можно обвинить в этом перед всем двором. У нас так и делают.
– Сидхе не так прямолинейны, – ответил Дойл.
– Именно потому вы и одерживали верх над нами на протяжении веков – потому что вы самые коварные из фейри.
Я взглянула на Риса, и, наверное, что-то у меня на лице отразилось, потому что он сказал:
– Я не намерен ему возражать. Сидхе коварней, чем гоблины. Видит Богиня, сидхе коварней, чем кто бы то ни было из фейри.
– Как мило, когда сидхе признают правду, – хмыкнул Шалфей.
