— То мне придётся его убедить.
— Как? — не отставал Сашка. — Ему ведь ничего не нужно. Он приговорён к смерти и его уже ничего не спасёт.
— А что, есть идеи? — поинтересовался Мирон. Разговор приобретал неприятный оборот: при Женьке и Анне-Селене, которые, хоть и вампиры, но всё же — дети, говорить о методах убеждения работорговца не следовало. Наромарт, конечно, иногда поражал своей наивностью, но, доведенный до крайности, не мямлил, а брался за меч. Сейчас же, похоже, положение было крайне тяжелым. Ждать ещё двое суток, пока на стражу у ворот заступит отряд Кикола Черного, означало потерю драгоценного времени, а другого способа узнать, где сейчас Серёжка просто не существовало. Наверняка, у эльфа найдется для Кеббана не только доброе слово и ласковый взгляд, но детям-то об этом знать зачем?
— Нет идей, — откликнулся Сашка. — Просто обидно будет, если Наромарт вернётся ни с чем. Ему ж не на конюшню сходить, ему же, наверное, придётся повозиться.
— Спасибо, что ты обо мне позаботился, — в голосе Наромарта не было слышно иронии. — Конечно, вернуться ни с чем будет крайне обидно. Но, будем надеяться, этого не произойдёт. Думаю, мне удастся убедить Кеббана рассказать то, что он знает.
— Не понимаю, почему? — упрямо спросил подросток. — Это же ему ничего не даст. Ты веришь в то, что торговец людьми поможет нам по доброте душевной?
— Разумеется, я верю в то, что он может раскаяться. А если даже нет… Попробую убедить его в том, что покаяние ему кое-что даст.
— От печки оно его не спасёт, — настаивал Сашка.
— Нет, конечно. Но ведь со смертью ничего не кончается. Не думаю, чтобы дальнейшая участь Кеббана внушала ему радостные чувства.
— И покаяние его спасёт? — недоверчиво спросил Балис.
— Не знаю… Не мне его судить…
— Неплохо получается. Жил, грешил, людьми торговал. А потом покаялся разок — и в рай.
— Куда? — не понял эльф.
— В рай. Или как там это у вас называется?
— Не знаю, о чём ты говоришь, но в любом случае покаяться разок — невозможно. Покаяние — это полное отречение от греха. Тот, кто согрешил, можно сказать, умирает, рождается другой человек. Иначе — это не покаяние, а сотрясение воздуха.
— Ладно, — Балис махнул рукой. — Честно сказать, мне сейчас не хочется философствовать. Нам от этого Кеббана нужно одно: чтобы рассказал, куда он Серёжу продал. А раскаяние его, уж извиняюсь, не по моей части. Вот раз Нар у нас священник — пусть он в этом и разбирается. Будем считать это его профессиональной тайной.
