— Ты же не ешь яблок, — напомнил я.
— Такие съем! — возразил он. — Ты только представь: нам придется идти по миру…
— Стоп-стоп-стоп! — перебил я. Мартину в бытность простым крестьянином пришлось бы выполнить именно то, что он сказал, но царевич идти по миру не имеет морального права. — Нам придется путешествовать по свету! А идти по миру — это нечто иное, в мои планы не входящее. И потом, для чего тебе молодильные яблоки — желаешь быть слугой у моих праправнуков?
— Не придирайся к словам, жадный аристократ! — рыкнул Мартин. — А вдруг нас не будет много лет? Я вернусь домой, когда волосы покроются благородной сединой, войду в дом, и что? Увижу Анюту-старушку с чугунной сковородкой в руках, которой она шлепнет меня по голове в отместку за десятилетия ожидания моего возвращения?
— Хм, — неопределенно высказался я. Мартин на фантазию никогда не жаловался и при желании вышибал слезу из самого толстокожего человека. Но здесь, похоже, ситуация на самом деле прогнозируемая. Он и рта не успеет раскрыть, как случится гулкое столкновение чугуна с его головой.
— А я ей в ответ, — продолжал Мартин, — скушай молодильное яблочко!
— В ответ? — переспросил я. — Можешь мне не верить, но после удара сковородкой ты скажешь в ответ совершенно другое! Если вообще что-нибудь скажешь.
— Я заранее надену ведро на голову, — уточнил Мартин, — а потом войду и предложу яблоко. Она съест его, помолодеет и…
— …и пойдет искать молодого жениха! — не сдержался я. — А тебе все равно сковородкой достанется.
— Почему?
— Чтобы годы ожидания ради свершения мести не прошли впустую!
— Ради такого яблочка я готова забыть что угодно! — раздался сверху девичий голосок. Мы вздрогнули от неожиданности и подняли головы. С крыши беседки на нас смотрел а Анюта. В ее руке было яблоко, которым она целилась в Мартина. — Я и ему разрешу откусить половину.
— Привет, Анюта! — поздоровался я.
— Ты что там делаешь?! – воскликнул Мартин. — Спускайся немедленно, а то упадешь!
— Как ты проскочила мимо охраны? — спросил я. — Они новенькие, о тебе еще не знают.
— Я рассказала им о своей роли в судьбе Мартина, и они меня сразу же пропустили. Даже автограф попросили!
— Автограф? — переспросил я. — Для чего им твой крестик?
— Между прочим, я умею читать и писать! — воскликнула Анюта.
— Я знаю, — улыбнулся я: кто, по-вашему, обучал ее грамоте? — Но когда-то ты именно так и подписывалась, помнишь?
— Погоди, Иван, — перебил Мартин. — Анюта, тебе от родителей влетит!
