Полным непониманием ситуации отличалась и кадровая политика Кремля. Усиленно продвигая Дудаева в президенты Чечни, в Москве не сомневались, что он, генерал-майор Советской армии, воспитанный в духе интернационализма, государственник по определению, будет проводить в республике пророссийскую политику. Но Дудаев оказался прежде всего чеченцем, а уж потом генералом Советской армии. Когда в Москве это поняли, было поздно, поезд ушел.
То же произошло и с кандидатом на пост президента Республики Ингушетия. Ставку сделали на Героя Советского Союза генерала Аушева. С Дудаевым просчитались, не учли, что он много лет прослужил в Эстонии, пропитался там идеями национализма. Но Аушев точно не подведет - боевой офицер, герой афганской войны, председатель Комитета по делам воинов-интернационалистов при Совете глав правительств - участников СНГ. Он уж сумеет противостоять сепаратизму, исходившему, как раковые метастазы, из мятежной Чечни. Но уже первые заявления президента Аушева, выразившего протест против силового решения чеченской проблемы, показали, что и этот ставленник Москвы озабочен не целостностью России, а положением своего народа.
Генерал Аушев возглавил Ингушетию в тот период, когда республика существовала только на бумаге. Закон "Об образовании Ингушской Республики в составе Российской Федерации", принятый Верховным Советом России по результатам референдума, не определял границ новой республики, даже не указывал ее столицы.
После начала военных действий в Чечне к шестидесяти тысячам беженцев из Северной Осетии присоединились десятки тысяч беженцев из Чечни. Число их росло по мере того как федеральные войска тупо, с огромными потерями, но неостановимо перемалывали вооруженные формирования Ичкерии, превращая войну в партизанскую. Ингушетия покрылась палаточными лагерями, три четверти населения сидело без работы.
У президента Аушева был только один ресурс - политический. В Москве панически боялись, что зараза сепаратизма расползется из Чечни по всему Северному Кавказу. В республиках этим пользовались, в обмен на заверения в лояльности выбивали из центра экономические льготы и гарантии невмешательства в их внутренние дела, что на практике означало бесконтрольное разворовывание бюджетных средств. Отсутствие границы между Ингушетией и Чечней, родственность обеих народов - вайнахов, их единоверие делали Ингушетию в глазах Москвы самым ненадежным районом Кавказа. Этим в полной мере воспользовался президент Аушев. Подобному тому, как водка оживила экономику Северной Осетии, так и политический шантаж, который в руках Аушева стал основным рычагом воздействия на Москву, привел к наполнению финансовых потоков, направляемых в Ингушетию. Деньги из бюджета России шли на социальную адаптацию беженцев и вынужденных переселенцев, на строительство жилья для них, на развитие промышленности и сельского хозяйства, которые никак не реагировали на те крохи, что до них доходили. Аушев добился предоставления республике статуса оффшорной зоны с льготным режимом налогообложения, в Ингушетии зарегистрировали свои фирмы серьезные бизнесмены и даже одно из крупных московских издательств. На российские же деньги в тридцати километрах от Назрани началось строительство Магаса - столицы Ингушетии, современного города на тридцать тысяч жителей с комплексом правительственных учреждений. Не может же столица такой важной для Москвы республики располагаться в Назрани, которая как была большой деревней, так ею и осталась.
