- Боялся? - не понял я. - Кого?
- Вас, - все с той же странной улыбкой ответил Гриша.
Заподозрив неладное, я быстро заглянул иуд стол. Бутылки под столом не было.
- Почему ты ведешь меня к себе? - вырвалось вдруг у него.
- А тебе что, на вокзале понравилось?
Гриша опечалился и повесил голову. Видно было, что к своим черным блестящим волосам он после душа не прикасался.
- Нет, - сказал он. - На вокзале мне не понравилось…
Он вдруг принялся мотать головой и мотал ею довольно долго. Потом поднял на меня глаза, и я оторопел. Гриша Прахов плакал.
- Минька!.. - сказал он. - Я особо опасный преступник…
Я чуть не пролил коктейль себе на брюки.
- Что?
- Особо опасный преступник… - повторил Гриша.
Я оглянулся. Нет, слава богу, никто вроде не услышал.
- Погоди-погоди… - У меня даже голос сел. - То есть как - особо опасный? Ты что же… сбежал откуда?
- Сбежал… - подтвердил Гриша, утираясь своим антисанитарным рукавом.
Я посмотрел на его пиджак, на тесемочный бантик под горлом и вдруг понял, что Гриша не притворяется.
- А паспорт? Как же тебя на работу приняли без паспорта? Или он у тебя… поддельный?
- Паспорт у меня настоящий, - с болью в голосе сказал Гриша. - Только он не мой. Я его украл.
Нервы мои не выдержали, и, выхватив из коктейля соломинку, я залпом осушил свой стакан.
- А ну вставай! - приказал я. - Вставай, пошли отсюда!
И, испепеляемые взглядом Тамары, мы покинули помещение. Завел я Гришу в какой-то двор, посадил на скамеечку.
- А теперь рассказывай, - говорю. - Все рассказывай. Что ты там натворил?
Плакать Гриша перестал, но, видно, истерика в «Витязе» отняла у него последние силы. Он сидел передо мной на скамеечке, опустив плечи, и горестно поклевывал своим орлиным носом.
- Закон нарушил… - вяло отозвался он.
- «Свистка не слушала, закон нарушила…» - процедил я. - Ну а какой именно закон?
- Закон? - бессмысленно повторил Гриша. - Закон…
- Да, закон!
- Это очень страшный закон… - сообщил Гриша.
- Как дам сейчас в торец! - еле сдерживаясь, пообещал я. - Мигом в себя придешь!
Гриша поднял на меня медленно проясняющиеся глаза. Голову он держал нетвердо.
- Закон о нераспространении личности… - торжественно, даже с какой-то идиотской гордостью проговорил Гриша Прахов и снова уронил голову на грудь.
Некоторое время я моргал. Закон - понимаю. О нераспространении - понимаю. Личности - тоже вполне понятно. А вот все вместе…
- Пойдешь завтра в милицию, - сказал я, - и все там расскажешь, ясно?
Язык у Гриши заплетался, и следующую фразу он одолел лишь с третьего захода.
