Кремнев заметил, что он, к сожалению, человек приезжий, и ему обещали достать всё из гостиничных запасов.
Концертный зал гостиницы, приспособленный в узилище, походил на вокзал узловой станции старого доброго времени. Мужчины и дамы разных возрастов и состояний сидели рядом с саквояжами и тюками в скучающих позах с хмурым видом.
Здесь были немцы в кожаных куртках и кепи, худые и тонкие, с тевтонской надменностью и презрением ко всему окружающему. Русские бледные дамы, молодые люди с невидящими бесцветными глазами и какие-то юркие личности восточного происхождения.
Как удалось впоследствии узнать Алексею, русские дамы и молодые люди были антропософами, несчастными людьми, захваченными немецкой интригой и подавленными великой немецкой идеей.
Комендант узилища, вышедший в залу, ещё раз извинился перед всеми собранными по поводу лишения их свободы и адских условий размещения, выразил надежду, что дня через два все будут уже на свободе и обещал компенсировать неудобства хорошим обедом и всякими развлечениями.
Действительно, обед или, точнее, ужин, не заставил себя ждать, а вечером немцы, окружив ломберные столы, резались в карты, остальная же публика слушала небольшой концерт, наскоро организованный комендантом.
Спали на складных постелях не раздеваясь. Утром Алексей был на допросе и на вопрос, кто он и почему выдал себя за американца инженера Чарли Мена, чистосердечно рассказал всю свою историю, боясь, что его повествование встретят смехом, и как доказательство привёл свой бюст из Белоколпинского паноптикума и вероятные материалы в залах реликвий Румянцевского музея.
К его великому удивлению, его повествование не встретило возражений или недоумений, но было спокойно записано, и ему сказали, что вечером его подвергнут экспертизе.
Весь томительно долгий день Кремнев просидел перед окнами отведённой ему комнаты и смотрел на город.
Социальное море было в состоянии бури, деревенская Россия, подобно дядьке Черномору, выводила из своих недр тридцать три богатырские силы.
Плотные колонны войск быстрыми шагами французских шассеров проходили по шоссе перед окнами. Какая-то молодая дама в голубой амазонке, на белом коне и с генеральским султаном принимала парад лёгкой кавалерии амазонок. С волнением в душе Алексей узнал в предводительнице одного из лихо проведённых эскадронов знакомые черты Катерины. Скоро кавалерия сменилась пехотой, и толпы штатского населения залили всё видимое пространство.
