– Где же эта треклятая бочка с "Шанель N5"?
– Может, она в каком-нибудь тайнике? - резонно предположила я и поправила волосы.
Несколько прядей зацепилось за что-то на моей руке, и я, выпутав её, в который раз с ужасом воззрилась на обручальное кольцо из лучшего сорта серебра, на котором в изящной оправе красовалось рубиновое сердце. Ощущение несвободы было такое, словно мне на руки и на ноги одели кандалы, да ещё и в цепи замотали.
– Я думаю, - повернулся ко мне кареглазый оборотень, - что бочка вместе с покойником.
– Хочешь постучаться к нему? - я скептически глянула на него, но он только кивнул и, отдав мне фонарик, уверенно направился к саркофагу. Ну и кто сказал, что моя голова - не генератор умных идей?
Я взяла фонарик правой рукой, и таким образом обе руки у меня оказались заняты. Левой-то я придерживала пышную белую юбку свадебного платья, чтоб она не подметала пол: негоже будет вернуться за праздничный стол с видом трубочиста и с первого же дня поссориться со свекровью - очень вспыльчивым стокилограммовым ликантропом.
Это было бы очень неумным поступком. Таким же, как и решение выйти замуж. Не за этого оборотня, а вообще.
В принципе.
Чёрт возьми, как я могла так вляпаться?!
Мой спутник тоже не захотел ссориться с моей свекровью, а потому покорно отправился в фамильный склеп. Сейчас же он осторожно сдул пыль с саркофага, потом - с себя, при этом оглушительно чихнув, и без особых усилий сдвинул крышку в сторону. На мгновенье тишину прорезал скрип камня о камень, шум падающей на каменный пол трухи, а потом - тишина.
– Ну что там, Оливье? - нетерпеливо спросила я, переминаясь с ноги на ногу. - Бочка есть?
– Есть, - медленно и как-то странно ответил оборотень. - Но "Шанель N5" выпил дядя Морель.
– Кто?! - я сделала было шаг вперёд, как внезапно склеп огласил бодрый хрипловатый бас:
– Я!!!
Кареглазый оборотень испуганно отпрыгнул назад, мало что на шею мне не бросился, а из саркофага поднялся какой-то странный волколак. Был он, во-первых, абсолютно живой и свеженький, а во-вторых, у него на голове был красный дамский чепчик, такой, с кружевами, какие в позапрошлом веке носили мои пра-пра-прабабули.
– Ой-вэй, мама… - прошептала я, а дядя Морель тем временем грозно открыл усеянную огромными клыками пасть, набрал полные лёгкие затхлого воздуха и тихонько исторг на высоких нотах:
– Пип! Пип! Пип! Пип!
… Противнейший писк, наращивая громкость и разрывая пласты крепкого сна, ворвался в моё сознание и как следует встряхнул его. Попытка скрыться от назойливого шума и дурацкого сна под одеялом закончилась полным провалом, поэтому в мозгу вспыхнуло острое раздражение и злость. Вот только писк от этого не прекратился.
