Тем временем Элен и моё побитое тельце ревут синхронно и в один голос. А так же наверняка из-за одного и того же урода.
– … Он больше не обращает на меня внимания… - наконец судорожно выдавила девчонка между всхлипами и нервной икотой.
– Ага, ты об Эдуарде, - я неуклюже сползла с постели, потянулась до хруста в позвонках и стянула с себя футболку. Боль в мышцах и запах пота заставили меня скривиться. Вчера - или сегодня? - таки надо было сделать крюк по территории лагеря и искупаться в летнем бассейне. Почему я вбила себе в голову, что нет времени? Пахну теперь как рабочая лошадь.
– Люси, - бросила я. - Достань мне дезодорант.
Девчонка моментально полезла в стоящую возле моей кровати тумбочку, вытащила оттуда голубоватый баллончик и подала его мне.
– Это "Одинокая зима" от Avon? - чуть удивлённо спросила Элен.
– Да, а что? Только честно, - чуть прищурившись, посмотрела я ей в забегавшие глаза. Она явно смутилась и пролепетала:
– Ну… просто… девчонки говорят… ну…
– Не нукай, как монашка, которую поймали за просмотром немецкой порнухи. Говори по делу!
– Короче, - набравшись смелости, выпалила Люси, - девчонки говорят, что ты пацанка, а пацанки дезодорантами и прочей косметикой не пользуются!
Не выдержав, я весело заорала во всю глотку - блеклое подобие смеха - и только боль в пёстрых от гематом рёбрах заставила меня умолкнуть. Разумеется, я подозревала, что у подруг Элен мозгов как у курицы, но чтобы без единой извилины!…
– Что ты сегодня ночью видела на моём лице? И чем я сейчас собираюсь пользоваться? Баллончик ведь полупустой, - хохотнув, посмотрела я сверху вниз на испуганно сжавшуюся соплячку.
Та, видимо, уловила намёк. Чудно.
Отвернувшись от этого тринадцатилетнего недоразумения, я растерянно огляделась. Вот интересно, где мои шмотки? Опять валяются в беспорядке рядом с постелью? У-у-у! Старая песенка! Каждую ночь моё величество слишком сильно устаёт, чтобы нормально сложить вещи на стуле!
– Мы с ним ночью так хорошо болтали, а сегодня утром он даже не поздоровался со мной! - продолжила за гнуть своё Люси.
Я отряхнула лифчик от пыли и задумалась. Ну, что я могу ей сказать? Что Эдуард ещё не проснулся? Или что он страдает склерозом? Ах, если бы!
Но с другой стороны, почему я вообще должна что-то говорить и беречь детские чувства этой маленькой соплячки? Кто волновался обо мне и Киаре, когда высасывал кровь из наших родителей, давился и плевал ею на белые обои? Кто-то подумал о том, что мы, что я почувствую, когда увижу мёртвых обескровленных родителей на полу в бледном утреннем свете? Никто. Стало быть…
