Точно так же я не собираюсь надолго задерживаться во Франции. Дом-то купить здесь могу, а вот стоит ли? С чемоданным настроением? Вроде сумел вжиться в эпоху, и все равно чего-то важного не хватает. Не чувствую я себя здесь до конца своим. При том что предыдущая жизнь чем дальше, тем больше кажется сном. Нереальным, пригрезившимся, и еще странно, что память сумела удержать многое из него.
Ладно. К чему сейчас заботы? Сытный и вкусный обед, твердая земля вместо качающейся палубы, относительный уют, чувство безопасности. Сын тихо спит, словно не хочет тревожить редкий покой родителей. Юля и Наташа рядом. О чем еще мечтать? Я без того обласкан судьбой без меры.
Девочки тоже выглядят чуточку устало. Перейти под парусами океан – не шутка. Но сквозь усталость светится радость. Всё позади, мы вместе и даже наедине. По сравнению с перенесенным есть все поводы для полного счастья.
А о будущем лучше не думать. По крайней мере, сейчас. Счастье и мысли плоховато уживаются друг с другом.
И мысли на самом деле улетают прочь. Мы сидим при свечах, обедаем, ведем разговор ни о чем, наслаждаемся ощущением чистоты и покоя. Если подумать, человеку для радости достаточно простых вещей.
Потом следует кормление сына. Я с умилением смотрю на малыша. Крохотный комочек, еще ничего не знающий о мире. Моя кровь и мое продолжение.
Какое-то время он ведет себя неспокойно. Мы все втроем суетимся, угукаем, сюсюкаем, баюкаем, пока он вновь не засыпает.
Жаннет, толстая негритянка, служанка моих девочек, пережившая с ними похищение, уносит его на ночь к себе. Мы остаемся наконец одни. И одна за другой гаснут свечи…
– Я больше никуда не уйду. Мы будем вместе долго-долго. Каждый день, – искренне произнес я.
Только не уточнил: пока мы во Франции. В России же – кто знает?
Но зачем в такие моменты говорить о грустном?
6
Ширяев. О вреде пьянства
Вечер и ночь Григорий провел в точности как его командир. В той части, которая последовала за визитом к Поншартрену. Такой же ужин в семейном кругу и даже в той же гостинице. Разве что жена у Ширяева была одна, еще из прежней жизни, да и сын отнюдь не являлся младенцем.
Маратик практически забыл о теплоходах и самолетах. Для него существовал лишь один мир. Жестокий и привлекательный мир островов, парусов и отважных пиратов, одним из которых являлся его отец.
Если уж взрослые вспоминали прошедшее как нечто совершенно нереальное, то что говорить о пятилетнем мальчугане, больше двух лет прожившем совсем в иной обстановке?
