Вдруг подваливает ко мне высоченный старикан в баварском костюме – кожаные штаны по колено с какими-то цветными завязками, толстые шерстяные чулки, ботинки грубые, камзол зеленый с отворотами, на груди какая-то хреновина висит, а на голове шляпа с султанчиком. И протягивает мне флягу, обшитую кожей. И предлагает с ним выпить. А у самого – рожа уже красная, налитая.
– Найн, – говорю. – Данке. Их арбайте.
А он тогда сам делает из фляжки такой солидный глоток и спрашивает меня:
– Wo kommst du hier? Aus Schweden? Holland? Frankreih?
– Найн, – говорю. – Русиш. Москва…
Старикан лезет обниматься и орет в толпу, показывая на меня пальцем:
– Aus Moskau!!! – и вдруг добавляет: – Ебена мать!
Да так чисто, почти без акцента!
И начинает мне что-то говорить, говорить… Я только плечами пожимаю, а он время от времени вставляет наши матюги. Но тут из толпы выскакивает маленькая толстенькая старушенция, хватает этого старого бугая за руку и под аплодисменты толпы начинает его оттаскивать от меня. А тот упирается, идти не хочет, но старушенция побеждает.
Я отдышался, отдохнул и до часу дня отработал еще четыре раза. Уже спокойно, уверенно, как всегда.
Когда без десяти час я превращал свой столик в чемодан и собирался куда-нибудь юркнуть переодеться, подошел ко мне молоденький паренек, незаметно для окружающих показал мне полицейский знак, улыбнулся и тихо спросил:
– Haben Sie eine Erlaubnis?
Я ни черта не понял. Тогда полицейский повторил по-английски:
– Do you have a licence?
Я полез в сумку, достал зеленую бумаженцию, аусвайс. Полицай похлопал меня по спине и сказал:
– Пет-ров… Пе-ре-строй-ка… Карашо! – и ушел.
Это верно, думаю. Перестройка – это хорошо…
Только не надо стрелять друг в друга.
Только убивать не нужно никого!
И не надо четырнадцатилетним пацанам совать старые армейские ракетницы в руки!
И кишки им на землю выпускать автоматной очередью – тоже не обязательно!
По пути в метро заскочил в «Кауфхалле». Купил самую дорогую бутылку американского виски «Сэвен кроун» – «Семь корон», за тридцать четыре марки. Мелочью, которую мне на Мариенплац «накидали», постеснялся расплачиваться. Дал две бумажные двадцатки, получил шесть марок сдачи и сунул их тоже в сумку – к тем, заработанным.
Еду в метро к себе в хайм и все думаю: интересно, сколько же там у меня в сумке? Запущу руку, пощупаю – вроде бы много. Но ведь не будешь на глазах у всех пересчитывать…
Честно говоря, виски я не для себя купил. Этот болгарин – Коста Стоянов как-то сказал мне, что хотел угостить Руди Китцингера, нашего хаузляйтера, настоящей болгарской ракией. А тот рассмеялся, поблагодарил и отказался. Сказал, что почти не пьет. Но уж если пьет, то самую малость хорошего американского виски. И то разбавляет водой со льдом. Что-то у него там с желудком…
