Сегодня в этой хижине будут только они двое – она и любимый.
Энтони, несомненно, остался в прошлом. При всем своем упрямстве, безрассудстве и даже необузданности Джесс – человек глубоко порядочный. После того, что случилось, он, разумеется, женится на ней. В будущем. Первым делом надо мягко и деликатно устранить Энтони. И еще отец… С ним, пожалуй, будет посложнее. Он крайне удивится, что она так сблизилась с мужчиной, фактически будучи невестой другого. Ну ничего! Она сумеет его убедить – если подойдет к делу дипломатично.
Только сейчас не время и не место для любой дипломатии. Незачем портить воспоминания прошлой ночи.
– Джесс, что с тобой? Ты расстроен?
– Я не вправе был так поступать. В самом деле, не вправе.
– Но что все-таки произошло?
Он пожал плечами и, опустившись на кровать, обнял Кирнан.
– Ты считаешь, ничего такого?
– Джон Браун в тюрьме. Все кончено!
– Нет, не кончено. Ну как тебе объяснить? Теперь жизнь уже никогда не будет такой, как раньше.
– Я тебя не понимаю.
– Ты видела только то, что происходило в Харперс-Ферри. – Джесс встал и, снова подойдя к камину, невидящим взглядом уставился на пламя. – Кирнан, на Западе я видел страшные вещи. Индейцы творили бесчинства по отношению к белым, причем Многому, надо признать, они у белых же и научились. И сегодня здесь, в Харперс-Ферри, я тоже столкнулся с этой бессмысленной жестокостью. Людей не просто убивали, Кирнан, – над ними глумились и издевались, бессмысленно и страшно!
Она и понимала и не понимала его. Наблюдая за событиями в Харперс-Ферри, девушка тоже воспринимала их неоднозначно – на ее взгляд, многих инцидентов можно было бы избежать, – но Джесс, похоже, переживал происходящее гораздо глубже. Создавалось впечатление, беспорядки в городе затронули в его сердце какую-то чувствительную струну, ей неведомую, или вызвали некие неприятные воспоминания.
– Джесс, не забывай, что Джон Браун напал первым. Он застрелил мэра, самого милого и безобидного на свете человека. Горожане вынуждены были принять ответные меры!
– Да, но эти меры зачастую принимали слишком ужасающую форму, – тихо проговорил Джесс.
– Ты меня пугаешь, я не понимаю, о чем ты?
– Боюсь, что ты никогда меня не поймешь…
– Так объясни же, наконец, что ты имеешь в виду! – взорвалась Кирнан.
Но Камерон только покачал головой:
– Я сам себя не понимаю, Кирнан.
И вдруг ее осенило. Она выпрямилась, не обращая внимания на то, что накидка упала и теперь она стоит перед Джессом в чем мать родила.
