– А что с ними делать будем? – спросил Молот.
– Накажем. Показательно накажем, чтобы другим неповадно было в лапы префектам попадать. Посидят на кухне недельку-другую. – Капитан обернулся и подмигнул мне. – Да, Молот, а чего это он у тебя такой медный? Непорядок это.
Я взглянул на себя. Мать моя женщина, я ведь весь коричневый: и порванная форма, и кожа, да и рожа, наверное, тоже.
– Медный, – прыснул Трепа за спиной. – Ну что, – он подошел ближе и хлопнул меня по плечу, – пойдем, Медный!
Так оно ко мне и прилипло. Так и остался я навсегда Медным. И никому ведь в голову не пришло поменять мне имя, даже когда я отмылся и сменил мундир. Нет, никто об этом и не подумал. Трепа быстро разнес весть о присвоении нового имени по гарнизону, и вскоре даже Молот называл меня так.
Так что тащить мне память об этой истории всю оставшуюся жизнь, да Треске о сломанных ребрах напоминать. А он оклемался, мы еще не успели и забор кузнецу восстановить, а Треска уже бегал вокруг нас и посмеивался.
Но вскоре спокойная жизнь закончилась и снова начались тяжелые будни, но на сей раз в вербовочной команде.
– В Триит я не поеду! – категорично заявил я, узнав, куда собирается отправить меня Молот.
Я сидел за растрескавшимся столом, сбитым прямо у казармы как раз для таких, как я. Еще недавно меня грело веселое весеннее солнце, а теперь жестокий зимний ветер пробирал до костей. И казалось, солнце больше не смеялось, а издевательски хохотало надо мной, сидящим под его холодными лучами. Сидел и во все глаза разглядывал вызывающе блестящие погоны Молота.
Братец мой навел лоск, начистил сапоги и был горд тем, что он есть. Эта гордость прям-таки распирала его, светилась в его глазах, проступала из-под туго застегнутого мундира, блестела на зубах и отливала золотом погон. Он стоял, водрузив ногу на чурбан, и, сощурив глаза, разглядывал меня.
– Ну почему именно я? А, Молот? Что у тебя – люди перевелись? Отправь туда Блоху, к примеру.
– Блоху нельзя, – цокнув уголком губ, покачал головой Молот. – Блоха засвечен.
– А я, по-твоему, нет? Молот, да меня же там каждая собака знает. Да что я тебе говорю, ты и сам все это прекрасно понимаешь.
– Вот и хорошо.
– Что хорошо? Что ты этим хочешь сказать?
– Хорошо то, что тебя там каждая собака знает. Значит, и ты кое-кого знаешь.
– Ага, знаю. Эркана, например, очень хорошо знаю. И он меня, думаю, не забыл.
– Да чего ты боишься? – удивился Молот. – Не тронет тебя никто! Не посмеют. На тебе же форма. Ты ж солдат.
