Судьба у моей первой машинки была незавидная. Чтобы купить ее, пришлось перезанять деньги у Ованеса Мелик-Пашаева, который наивно думал, что Гусинский – приличный человек и вернет мне долг. Когда мы с Наташей поехали ставить машину на учет и она пошла за номерами, я лихо развернулся, не заметив за кустиками в гаишном дворе маленького железного заборчика. В результате задний бампер у меня несколько деформировался. Наташа была в шоке. Еще через неделю, когда уже она была за рулем, ей в зад въехал автомобиль «Волга», а через два месяца уставший ждать Гусинского Мелик-Пашаев забрал «трешку» «за долги». Но эта машина все-таки казалась мне лучшей из классической серии «Жигулей».
Правда, со временем я, как и большинство наших сограждан, знакомившихся с достижениями зарубежного автопрома, понял, что понятия «хороший», «лучший» и пр. – вещи весьма относительные. Ну примерно как разглядывать кучу навоза, определяя, какие экскременты «лучше», в то время как предметом исследования должны были быть, скажем, духи. Еще одно чудище было у меня в конце восьмидесятых – жигулевская «ноль вторая» с вырванной напрочь фарой, которая в нашем коллективе получила ласковое название «БМП» (Боевая машина Подго-родецкого). Вообще-то, мне в руки этот автомобиль попал практически новым. Как обычно, в выставочном центре на Красной Пресне проводилась выставка «Интер – что-то там». Фирма «Касио», наслышанная о моих способностях, пригласила меня за умеренную плату поработать, то есть демонстрировать их продукцию. Синтезаторы там были, в общем-то, довольно среднего уровня, но ведь у клавишника дело не в аппарате, а в руках. В общем, когда я садился за инструменты, вся выставка сбегалась к нашему стенду. Ну а поскольку я единственный мог объяснить почтенной публике, что умеет тот или иной инструмент, все обращались ко мне. Кого-то я отправлял заключать контракты, кому-то рассказывал, когда выйдет та или иная версия и пр. В общем, зарплату мне быстро повысили раз в пять. Мало того! У японцев родилась мысль о том, что такой известный и популярный артист как я должен играть на их лучшем синтезаторе. Но тут было одно «но».
По условиям выставки, фирма не могла продавать или дарить свои изделия – их задекларировали и обязательно должны были вернуть в Японию. И тут проявилась знаменитая японская хитрость. Японцы оставили инструмент в головном офисе и в течение двух-трех месяцев исправно демонстрировали его таможенникам: типа, вот он, родимый, стоит как образец. А через полгода, когда уже прошла еще пара выставок, у меня раздался звонок и приятный женский голос предложил мне приехать и забрать аппарат. Я привез новенький «Касио» домой, и примерно полгода он был моей любимой игрушкой. А затем мне предложили бартер: инструмент на новую «четверку». Я согласился. За полгода я «убил» машину почти полностью и продал ее ребятам, торговавшим компьютерами. Они решили, что на таком транспорте лучше всего возить технику в Самарканд. Машина проехала в Узбекистан, вернулась, а во время второй поездки сломалась. Больше я о ней не слышал.
