Между тем Булгаков и автор «Рассказов о Сталине» считали, что для них не составит труда описать детство и юность Сталина в Грузии, хотя ее природа совершенно не похожа на природу центральной России, ее народ говорит на языке, совершенно отличном от русского, а ее история в течение многих веков не имела ничего общего с историей России. Сталину было ясно, что эти авторы не считали необходимым вникать в тот духовный мир, в котором он рос в Грузии. Он узнал, что для описания местности, в которой он родился, школы и семинарии, в которых он учился, поэтов, которых он читал, Булгаков и театральные деятели МХАТа выделили всего пару недель и наметили лишь несколько бесед с некоторыми очевидцами первых лет его жизни.
Известно, что Сталин не возражал, когда на страницах книг, театральной сцене или в кино изображали его как руководителя Советской страны, так как он понимал, что описывавшие его люди достаточно хорошо понимают время и условия, в которых он работал в Москве после 1918 года. Вряд ли у Сталина были сомнения в способности различных авторов, включая Михаила Зощенко, написать рассказы о детстве Ленина. Очевидно, Сталин видел, что авторы рассказов о первых годах Ленина были людьми, которые прекрасно понимали особенности жизни провинциальных городов центральной России конца XIX века и многого другого, необходимого для описания детства и юности Володи Ульянова. Неудивительно, что рассказы о юном Ленине чем-то напоминали многие автобиографические рассказы русских писателей конца XIX века о своем детстве и своей юности. Не так уж трудно было русским авторам описать и сиротское детство юного Кирова.
Однако любые попытки рассказать о детстве и юности Сталина по образцам биографии Сергея Кирова или автобиографии Максима Горького были обречены на неудачу. Несмотря на то что к моменту рождения Сталина Грузия уже несколько десятков лет находилась в составе Российской империи, национально-культурные отличия между этим закавказским краем и большей частью России были настолько значительны, что если их не учитывать, то нельзя было понять многие существенные, обстоятельства, которые формировали сознание юного Coco Джугашвили.
Вряд ли Сталин мог поверить в способность Булгакова и сопровождавших его лиц воспроизвести жизнь Грузии конца XIX века, когда узнал, что на знакомство с «грузинским колоритом» «бригада» отвела пару недель и собиралась учитывать мнение лишь одного «режиссера-консультанта грузина». Он имел основание сомневаться в том, что помещенные на стену театральной декорации ковер с восточным орнаментом, ружье, шашки, книжная полка с томиком «Витязя в тигровой шкуре» создадут верное представление о той Грузии, в которой он рос. Вряд ли его обрадовало и сообщение о том, что его самого и его друзей юности, говоривших на безупречном грузинском языке, будут играть артисты МХАТа, которые будут говорить на русском языке с сильным грузинским акцентом. С детства он знал, что люди, говорящие на любом языке с акцентом, вызывают насмешки.
