Подойдя к иммигранту, Зак взял из его рук фонарь и показал на ворота:
– Данке шён.
Флетчер с удивлением посмотрел на майора.
– Я и не догадывался, что ты владеешь немецким.
Мраморные склепы словно выстроились друг за другом вдоль прямых пересекающихся дорожек с проходами из подстриженной зелени и булыжников. По наклонным скатам стекала вода, заливая едва заметные надписи. Кое-где могильные плиты были разбиты и вскрыты. Там буйно росла трава, валялись щепки и белели изъеденные непогодой кости.
– А кто был этот доктор? – спросил Зак, когда они двинулись вниз по центральной аллее.
– Его имя Генри Сантер, – ответил Флетчер, стараясь идти в ногу со своим командиром. – Он руководил больницей Сантера на Бьянвиле, в старом квартале. Это единственная частная лечебница в городе, которая не закрылась во время войны.
– У него есть семья?
– Он вдовец. Жил на улице Конти со своей сестрой Элис Сантер. Нам туда. – Флетчер указал на двух солдат в синих мундирах, прячущихся от дождя у сложенной из маленьких кирпичей стены, которая окружала похожий на печь склеп. – Дальше по этой дороге.
Они повернули налево. Подойдя ближе, Зак заметил, что между мужчинами стоит маленькая женщина в черном платье – возможно, она и была сестрой убитого. Ее волосы намокли и налипли на бледное лицо. Она держалась в стороне от мужчин, словно желая быть от них подальше. Впрочем, это было неудивительно – из всех жителей города именно женщины наиболее открыто выражали свою ненависть и презрение армии унионистов. Вот почему Батлер обнародовал свой печально известный «Приказ для женщин».
Зак почти сразу увидел тело человека с седой бородой, в неестественной позе лежавшего у входа в склеп, на котором резцом было высечено «МАРЕ». Дождь безжалостно хлестал по бледным морщинистым щекам мертвеца. Вода насквозь пропитала короткую бороду и жилет, обагренный кровью от пробившей грудь темной деревянной стрелы.
Осторожно ступая на основание склепа, майор поднес фонарь к лицу убитого. В нос ударил аромат от лежащих на земле цветов жасмина, причудливо смешиваясь с запахами крови и влажного воздуха. Глаза доктора были закрыты, словно он забылся спокойным сном. Протянув руку, Зак дотронулся до все еще теплой шеи.
– Вы уверены, что он мертв? – спросил Зак стоящих рядом кавалеристов.
– Как можно сомневаться в этом, – произнесла молодая женщина с легким французским акцентом и едва сдерживаемой ненавистью, – если кто-то пробил из арбалета его сердце?
