Эдгара возмущало также открытое волокитство Аллана, позорившее Фрэнсис. Подозреваю, что и Эдгару пришлось терпеть подобное унижение; я сама слышала его едкие отзывы о некоем Генри Колльере, незаконном сыне Аллана, который мрачной тенью преследовал Эдгара все детские годы и сделался его неотступным злым духом. Супружеская неверность Аллана сделалась еще очевидней после того, как он вмешался в сердечные дела Эдгара: Аллан, в сговоре с отцом возлюбленной Эдгара – Эльмиры Ройстер, – тайно задумал положить конец их неофициальной помолвке, которую оба родителя считали неуместной (так думала и Розали, поведавшая мне эту историю). Письма перехватывались, распространялись всякие небылицы, и, когда Эдгар вернулся домой из университета – пристыженный, если не униженный, – оказалось, что Эльмира Ройстер официально помолвлена с другим.
Под пятой Джона Аллана (и вдобавок под его крышей) у Эдгара не оставалось другого выбора, как только согласиться на занятия коммерцией. Дни проходили в корпении над омерзительными гроссбухами. Эдгар погряз в ненавистной работе, писать и читать удавалось лишь урывками. Возможно, его первые пробы пера уже опубликованы, я не знаю. Если так, то им еще предстоит помочь снискать автору признание или навлечь на него хулу. И вот Эдгар, зажатый в тиски между нищетой (собственной) и богатством (Аллана), с разбитым сердцем, все более погружаясь в уныние и все чаще впадая в неистовство, твердо вознамерился осуществить побег.
В тот день, когда я оказалась в Молдавии, Джона Аллана там не было, отсутствовала и Розали. Она, конечно же, находилась в Дункан-Лодж – доме Макензи.
Встретившая нас Фрэнсис Аллан выглядела, на мой взгляд, простовато, без малейших претензий. Единственное излишество, какое она себе позволяла, – это духи, настойчиво предпочитая вытяжку из особой разновидности ириса, произраставшего в далекой Далматии. Фиалковый корень – так обычно его называют. Аромат духов, когда Фрэнсис оказывалась рядом, овладевал всеми вашими чувствами. Манеры Фрэнсис также выдавали давнее знакомство с деньгами – в отличие от ее мужа, прибывшего из Шотландии без гроша; теперь он попеременно то скупился на сладости для домочадцев, то оделял их такими лакомствами, как, например, мороженое: наполненное им блюдо из веджвудского фарфора мне принесли в комнату Эдгара.
Сидя за письменным столом Эдгара и впервые упиваясь вкусом мороженого (приправленного, помнится, имбирем), я то и дело поглядывала на раскиданные вокруг исписанные листы. Здесь же были два или три тома Байрона. Джона Аллана, как истинно делового человека, наверняка отталкивала столь беспутная персона, как лорд Байрон; его поэзия и подвиги среди греческих революционеров служили постоянной темой для «Инкуайрера», в особенности после кончины поэта за два года до того. У Байрона немало достоинств, bien sûr
