Я ушла от Мамы Венеры с намерением вернуться до темноты – «когда кур запирают», как было велено. Но теперь, когда я вновь оказалась среди домов Шоклоу-Хилл, чем мне было занять себя? Я уже сожалела о своем желании избавиться от Розали. Я шла и шла дальше, не то ожидая, не то надеясь встретить девочку за очередным поворотом.
На рынок я не вернусь – точнее, буду держаться в стороне от Селии. Трусость? Боязнь опасности? Возможно. Не ведьма ли она или того хуже – убийца? Нет, не буду ее искать до тех пор, пока не разузнаю побольше от Матери Венеры. А пока скоротаю время до вечера прогулкой.
Скоро я очутилась на скамье внутри восьмиугольной церкви Поминовения. О да, церкви не служили теперь убежищем, как раньше, а эта была к тому же и уродлива, безвкусна, по-пуритански неказиста. Меня охватила настоящая тоска по величественным кафедральным соборам, которые я повсюду видела во Франции. И мысли мои обратились к недавнему прошлому. Особенное волнение вызывала моя мистическая сестра та, что направила меня на этот смутный путь: Себастьяна д'Азур – первая портретистка царственных особ, любимица Марии-Антуанетты и ведьма, не чета этой новой, закутанной в черное Кассандре.
И вот теперь я сидела одна, отделенная океаном от единственного родного языка, от единственной известной мне страны, от единственной семьи, которую только знала. Но нет – я не заплачу. И не задержусь в этом безобразном месте ни минутой дольше. Я встала со скамьи, вдруг почувствовав странное головокружение и тошноту, и поскорее покинула церковь, где пробыла неведомо как долго. И вновь принялась бродить по улицам, вышагивая по тротуару решительно и размашисто, словно желая оставить далеко позади не только церковь и внезапное недомогание, настигшее меня внутри ее стен, но также и грустные размышления обо всем том, что потеряла.
Именно тогда мне вспомнилось приглашение Эдгара, высказанное им перед поспешным уходом из «Таверны Баулера». Он предложил мне найти его в фирме «Эллис и Аллан, оптовые торговцы». «Исправительный дом», так он его назвал. На углу Главной и Тринадцатой улицы. Это я и вознамерилась осуществить.
…Но сначала небольшое признание.
Отпущенная Мамой Венерой, собираясь покинуть ее мрачную берлогу, я увидела, как на дне несессера что-то блеснуло. Золото! Браслет Себастьяны, подаренный ей поклонником – принцем Нассауским, – в обитой мехом карете, которая бесшумно катила по берегу несшей взломанный лед Невы (было это в екатерининской России). «Ornez celle qui orne son siècle» – гласила надпись на нем. «Украшай ту, что украшает собой свой век».
