– Тот, который… – говорит Говард.
– Это Говард, – говорит Майра Бимиш, встав рядом с ним; парик у нее слегка сбился на сторону: она гомерически хохочет. Одной рукой она обнимает доктора Макинтоша, который все еще держит свою бутылку. – О, Говард, вы устраиваете такие чудесные вечеринки, – говорит она.
– Все идет хорошо? – спрашивает Говард.
– Замечательно, – говорит Майра. – В гостиной играют в «Кто я?» и «Чем студенты займутся теперь?» в столовой и «Я родила в три, а в пять уже сидела и печатала мою диссертацию» в холле.
– А еще игра под названием «Тебе тоже было хорошо, летка?» в комнате для гостей, – говорит Макинтош.
– Звучит как описание вполне нормальной вечеринки, – говорит Говард.
– Каким образом кто-то такой мерзкий, как ты, умудряется делать жизнь такой приятной для нас? – говорит Майра.
– Это дар, – говорит Говард.
– Би-им! – говорит Майра.
– Бо-ом! – говорит Макинтош.
Говард берет новую бутылку и возвращается в гостиную. Он разносит возлияния, надеясь на последующую трансфигурацию.
– Его вазектомия обратима или нет? – спрашивает кто-то.
– Скажи ему, ты едешь со мной в Мексику, – говорит кто-то еще.
Лежащая на полу толстая девушка с обкорнатыми волосами смотрит вверх на Говарда и говорит:
– Эй, Говард, ты такой красивый.
– Я знаю, – говорит Говард.
В другом конце комнаты Барбара потчует орехами и крендельками.
– Все в порядке? – спрашивает Говард, подходя к ней.
– Отлично, – говорит Барбара.
Он несет бутылку в угол, где кучкой стоит группа: бородатые Иисусы и темные в солнцезащитных очках лица – студенты из Революционного Студенческого Фронта. Вид у них агрессивный, и они сомкнулись довольно плотным кольцом.
– Мы только хотим уничтожить их, – говорит Питер Мадден громким голосом. – Ничего личного.
Где-то в середине кольца – маленькая фигурка. На ней белая шляпа.
– Могу я задать вам один вопрос? – спрашивает фигурка в середине женским чуть-чуть шотландским голосом. – Не думаете ли вы, что политика – одна из самых низменных форм человеческого знания? Ниже морали, ниже религии, или эстетики, или философии. Или вообще чего-либо, что связано с подлинной человеческой непроходимостью?
– Черт, послушай, – говорит Питер Мадден, который стоит там в своих очках в серой металлической оправе, – все формы знания – идеология. А это значит, что они – политика.
– Сводимы к политике, – говорит женский голос. – Могут быть уварены, как суп.
Тут и Бекк Потт в десантной форме с нашивкой на плече «командир ракеты» и с серебристым символом мира на цепочке вокруг шеи; она оборачивается и видит подходящего к ней сзади Говарда с бутылкой.
