Гамаюн. Жизнь Александра Блока | страница 36
Вот – нечто пародийно-сатирическое:
Столь же разнообразна и Сашурина проза, появившаяся в «Вестнике»: роман «По Америке, или В погоне за чудовищем», уголовный рассказ «Месть за месть», душераздирающая драма «Поездка в Италию», очерк «Из летних впечатлений», статья «О начале русской письменности», «Рецензия выставки картин императорской Академии художеств».
Петербургские весны с трескающимся льдом и сырым ветром… Шахматовские просторы… «Очаг семейный и уют…» Золотое детство… Так проходили неприметные годы «в глуши победоносцевского периода».
Колдун усыпил Россию.
Эти силы накапливались, дозревали и уже готовились прийти в гигантское движение. Победоносцевский период – это не только паучья тишина, но и морозовская стачка, и казнь Александра Ульянова, и первая русская маевка, и холерные бунты, и глухое брожение крестьянства в голодные годы. Это также Лев Толстой и Чехов, Менделеев и Сеченов, Суриков и Репин, Чайковский и Римский-Корсаков…
У царизма уже не хватало сил надолго приостановить рост освободительного движения. Ленин говорил, что не приходится отрицать революционную роль реакционных периодов, и в качестве примера назвал как раз эпоху Александра III. Он сравнил ее с тюрьмой, но он же писал, что «…в России не было эпохи, про которую бы до такой степени можно было сказать: "наступила очередь мысли и разума"»: «Именно в эту эпоху всего интенсивнее работала русская революционная мысль, создав основы социал-демократического миросозерцания».
Не о том же ли говорил на своем языке и Александр Блок, вспоминая, уже после Октября, «эти давние порубежные времена»: «Люди дьявольски беспомощно спали… а новый мир, несмотря на все, неудержимо плыл на нас, превращая годы, пережитые и переживаемые нами, в столетие».
Россия стояла на пороге нового, небывалого, грозного и обнадеживающего.