И как-то позабылось, что королева-то – чужеземка, южанка.
От волнения дрожали колени и легко было в животе. По спине бежали мурашки, Беатрикс бросало то в жар, то в холод.
Эти высокомудрые дураки выбрали-таки ее! Ее величество вдовствующую королеву Беатрикс облачали для Церемонии Оглашения, и она медлила в ответ на просьбы горничных повернуться или поднять руки – мозг ее был поглощен мыслями об интриге.
Замысленное представлялось ей зрительно в виде пирамиды, где одна ступенька ничего не знает о другой. В самом низу обретался Аргаред, который знал только, что Беатрикс избрали и объявят регентшей при сыне.
Повыше располагались Дома Варгран и Миррах, уже решившие про себя провозгласить ее во время Церемонии правящей королевой и занять при ней то же место, что Аргаред занимал при Мэарике. Она теперь была обязана слушать их советы, вступить в брак с достойным человеком (разумеется, имелся в виду Эккегард) и, главное, подписать и свято выполнять Хартию Воли, каковая практически полностью и законно отдавала власть в руки магнатам.
Но имелся еще и третий ярус пирамиды, где были рейтары Окружной стражи, за деньги, обещания и простой, как им казалось, нрав Беатрикс крепко ее возлюбившие и согласные помочь – они были целиком посвящены во все, что происходило после смерти короля.
Выше всех сидела она вместе со своей камеристкой, своим старым любовником Алли и своим новым любовником Эккегардом Варграном, в глазах которого с той памятной ночи возле гроба так и осталась обреченность. Ей было его жалко, и она долго сомневалась, стоит ли открывать ему все. Но в конце концов открыла, и он устало кивнул головой, понимая, что теперь она не остановится.
Ее светлые волосы забрали в глухую сетку, натянули сверху тесный чепчик со сбегающими вдоль щек лентами. Водрузили на голову большую двухъярусную шляпу из шелковых валиков, расшитых золотыми зубцами. Под горлом навесили маленькое черное не укрывавшее груди покрывальце с ажурными зубчиками. Траурное бархатное платье, того покроя, что был принят у легкомысленных горожанок – с коротким узким лифом и широченными рукавами на зажимах, – уже топорщилось по бедрам подколотыми складками. Поднесли зеркало. Уже пора идти?
Она не сотворила заклятия, не помолилась, не повесила образа в глубокий вырез платья. Она стиснула зубы, прижала локти к бокам, сплетя на животе узкие розоватые руки, единственным украшением которых была двойная вдовья слезница (за первый брак и теперь уже за второй), коротко вздохнула и ступила через порог.
