Когда в Самую Короткую Ночь года на Стадионе, венчающем утес над Большой Гаванью, проводится лотерея, известная как Жребий, Три Тысячи – граждане, которым согласно последней переписи населения выпало исполнять свой долг перед богом в этом году, – поднимаются на вершину утеса после заката, и процессия эта, будьте уверены, производит сильное впечатление. Внутри Стадиона человеческий поток ручейками растекается по коридорам, и граждане по одному проходят через специальные комнаты, где бейлифы одевают их в просторные плащи и колпаки. Прежде чем следующий участник лотереи войдет в комнату, закутанного с ног до головы предыдущего уже выводят на арену. По мере того как толпа на арене прибывает, звездный сонм над нею множится, и никто из Трех Тысяч, предположительно, уже не может узнать своего соседа.
Ты уже догадался, дружище, что здесь я – как и раньше – привожу в хронологическом порядке отчет о событиях, которые самому мне стали известны значительно позже. Поскольку облачение Трех Тысяч принято начинать не раньше чем совсем стемнеет – или, как сказано в каноническом протоколе, когда «десяток звезд в высотах горних ярко засверкает», – события, о которых я здесь повествую, начались примерно в то самое время, когда мое метко брошенное копье положило конец разоблачительным речам А-Ракова отродья, встреченного нами в долине Петляющего Ручья. Какими бы недостатками ни грешил рассказ госпожи Лагадамии, я знаю, что ей, по крайней мере, достало честности воздать должное характерной точности и блеску, которые я вложил в этот бросок. Разумеется, касательно всевозможных рассуждений о природе этических и моральных сущностей и размышлений о моем поведении, которые только портят ее рассказ, я и впредь, как подобает мужчине, ничего не скажу.
(…)
Итак, Три Тысячи, собранные на освещенной факелами арене, по замыслу должны быть неузнаваемы. Но, хотя прорези для глаз малы, а плащи свисают до самой земли, полной анонимности достигнуть все же невозможно. Закатанные рукава обнажают браслеты или татуировки, да и не так уж сложно человеку узнать двоюродного брата или сестру, соседа или соседку по мелькнувшему сквозь прорезь изгибу брови или по голосу, когда после каждой вынутой руны по толпе пробегает возбуждение, и те, кому жребий принес свободу, выкрикивают слова ободрения оставшимся, а они поздравляют счастливчиков и обещают присоединиться к ним, как только подойдет очередь следующей руны, которая, без сомнения, будет их. Поэтому, несмотря на плащи и колпаки, многим из Трех Тысяч все же удается распознать своих.
