Когда в конце концов связь выплыла на поверхность, первой реакцией Шэз было убеждение, что у нее начались галлюцинации. Сама идея казалась настолько ошеломляющей, что ее трудно было воспринять всерьез. Она вдруг с удивлением заметила, что нервно хихикает, как ребенок, который,еще не научился правильно реагировать на чужую боль. «С ума сойти», – тихонько бормотала она, во второй раз перепроверяя все семь стопок газет, чтобы убедиться, что ей это не померещилось. С трудом поднявшись на ноги, она попыталась расслабить сведенные судорогой мышцы и поковыляла в спальню, на ходу стаскивая одежду. Воспринять подобное в полчетвертого утра было нелегко. Поставив будильник на половину седьмого, Шэз повалилась ничком на кровать и рухнула в сон, как грузовик с эстакады.
Шэз снилось игровое шоу, где победители получали право выбрать себе смерть. Когда зазвенел будильник, ей он показался звонком на электрическом стуле. Все еще ничего не соображая со сна, Шэз в первую минуту решила, что газеты и то, что она в них раскопала, – всего лишь продолжение ночного кошмара. Она откинула одеяло и на цыпочках прошла в гостиную, как будто звук ее шагов мог спугнуть открытие.
В гостиной на полу лежали семь разворошенных стопок ксероксов. Сверху каждой стопки лежали странички с объявлениями о развлекательных мероприятиях. И на каждой имелось сообщение о приезде или нашумевшее интервью с одним и тем же человеком. Как ни крути, а выходило, что один из главных любимцев английских телезрителей был как-то связан с исчезновением и предполагаемым убийством по меньшей мере семи девочек-подростков.
Настало время поделиться своим открытием.
Как и думала Мики, заставить языки болтать оказалось совсем нетрудно. Каждый раз, когда она посещала реабилитационный центр, где Джеко учили пользоваться его новой искусственной рукой, они старательно закрывали дверь в палату и садились как можно ближе, чтобы, когда придет сестра или физиотерапевт, со смущенным видом отскочить друг от друга.
На работе Мики выбирала для звонка ему то время, когда соседние столы были заняты и она могла не сомневаться, что ее разговор услышат. В этих разговорах с ним веселый оживленный тон, когда через равные промежутки звучало его имя, перемежался с тихими, интимными интонациями, которые у ее коллег, не обладавших особым воображением, должны были ассоциироваться исключительно с любовной воркотней.
Наконец, чтобы придать делу дополнительное ускорение, потребовались скандал и драма. Мики остановила выбор на приятеле из бульварной газетенки средней руки. Через три дня газета разразилась статьей:
