Тема приближающейся менструации была графически и даже чрезмерно художественно представлена заботливой просветительницей. Сабина также пыталась приступить к щекотливому вопросу, но материнские попытки оказались неудовлетворительными: они сводились к тому, что необходимо соблюдать личную гигиену, а также чистоту прокладок, полотенец и тампонов, и ни в коем случае не допускать просачивания. После назиданий Сабины у Джесси оставалось такое чувство, что она сумеет пережить период менструации самым достойным образом, не слишком обременяя себя знанием того, почему все это происходит. Зато ее наставница уподоблялась потаенному, порой грязному, темному омуту таинственных явлений, предоставляя Джесси самой догадываться о тех немногих чисто физических вопросах, которые она обходила молчанием.
– Сегодня в доме что-то повернулось, – сказала наставница. – Ты заметила?
– Вы имеете в виду крест?
– Да. Надеюсь, что это не угроза. Я хочу сказать – для нас. Для тебя и меня.
– А почему это могло бы нам угрожать?
– Возможно, и не будет. Возможно, это находилось здесь все время, и никто из нас не замечал. Посмотрим. Пойдем вернемся в дом, пока нас не хватились.
Благодарственная молитва, которую произнесла Бет в этот вечер, завершилась обычным бормочущим «аминь». Джеймс подкрепил свое «аминь» поднятием бокала с темно-красным бургундским вином. Рука его описала идеальную дугу; траектория бокала не отклонилась от дуги ни на миллиметр, как по пути туда, так и обратно. Это был машинальный, до автоматизма выверенный жест квалифицированного алкоголика. Смакуя вкус вина, Джеймс возвел глаза вверх и вдруг сорвался на крик:
– Эй! Кто уволок ту штуковину?
– Какую штуковину?
– Ту деревянную вещицу. Крест. Который был над дверью.
Над столом повисло молчание. Потом все принялись протестовать и качать головами. Все взгляды обратились на Джесси.
– Я не трогала!
– Ты уверена? – усомнился Джеймс.
– Да! – Джесси была на грани слез.
– А ты, Бет?
– Я тоже не трогала!
– Правильно, – подытожил Джеймс. – Кто-то валяет дурака.
Получалось так, что креста никто не касался.
Джесси переводила взгляд с одного лица на другое. Она-то точно не передвигала крест, и притом знала, что ее сестричка не могла бы дотянуться до креста, даже если бы встала на стул. Значит, это дело рук кого-то из взрослых; и, если не приплетать никого со стороны, это, в свою очередь, означало, что один из взрослых, сидящих сейчас за столом, – врет. А преломляя хлеб со взрослым вруном, Джесси чувствовала себя очень неуютно.
