Прошел месяц-другой — никакого ответа. Еще через месяц пять университетов из шести прислали письма с вежливым отказом. «Наш брат» начал потихоньку рассасываться по маленьким учебным заведениям Вайоминга, Лас-Вегаса, Лонг-Айленда. Троечники шептались у Нельсона за спиной, что некоторые себя переоценили. Мол, приличные университеты приглашали его на собеседование только для статистики, которую подают в Комиссию по преодолению половой и расовой дискриминации, чтобы уравновесить количество кандидатов-цветных. Март перетек в апрель, апрель — в май, и даже Бриджит начала спрашивать Нельсона, что он себе думает. Она уговаривала его позвонить в последний оставшийся университет, Мидвест в Гамильтон-гровз, и спросить, не затерялся ли их ответ на почте.
— Так дела не делаются, — отвечал Нельсон, держа на руках гукающую Абигайл.
— Может, как раз так они и делаются. — Бриджит выросла в рабочей среде и смотрела на вещи практично. — Может, потому тебя никуда и не берут.
— С такими университетами, как Мидвест, — сказал Нельсон, — нельзя показывать, что тебе позарез нужна работа.
— Нельсон, тебе позарез нужна работа. — Она забрана у него Абигайл.
Однако Нельсон не звонил. Пока нет ответа, можно Надеяться. «Наш брат» дивился уже тому, что кандидатуру Нельсона вообще согласились рассмотреть. Остальные пять университетов были куда скромнее, но Гамильтон-гровз называли в одном ряду с Мэдисоном и Беркли. Именно в ном легендарном месте основатели антивоенного движения составили за чьим-то садовым столом знаменитый Гамильтон-гровзский манифест. В хорошую погоду, если принюхаться, там можно еще различить запах слезоточивого газа или горящего призывного пункта. Для постмодернистов Мидвест был столицей, где они могут разгуливать по улицам этаким Вальтером Бенжамином[40], примечать все и писать насыщенные эссе в кофейнях на Мичиган-авеню; для «нашего брата» он был недостижим, словно Оксфорд или Сорбонна. Однако Нельсон был преисполнен надежды, как Джуд Незаметный, смотрящий на огни Крайстминстера[41]. За него ходатайствовал не кто иной, как профессор Блант; препоясавшись для последнего боя, стареющий Беовульф написал Мортону Вейссману [42], своему бывшему однокашнику, а ныне старшему преподавателю в Мидвесте.
В середине мая Нельсон был нарасхват: выпускники всем миром грузили пожитки. Десять дней кряду Нельсон ходил в майке и шортах, питался пивом и пиццей, домой вваливался потный, усталый, и у них с Бриджит происходил один и тот же тягостный разговор.
