Рожденные в раю | страница 30
Мы держим друг друга в объятиях, словно нам холодно, а как только я отстраняюсь, тотчас вспоминаю о племянниках и племяннице, которым должна рассказать кое-что, и о Хэле, которому мне тоже есть, что сказать, но для него слов у меня значительно меньше. Хэл будет злиться. Сколько раз он заставлял меня поступаться своими принципами! И сейчас я раздумываю, не нарушить ли самое главное свое правило в отношениях с ним, то есть, не явиться ли мне без приглашения. Исаак всегда знает, когда я думаю о Хэле, он быстро вычисляет, что же я задумала.
– Хочешь нарушить его уединение? Ему это не понравится, – говорит Исаак, – он разозлится. Он очень злопамятен.
– А если с ним беда?
– Тогда ты сможешь его спасти, ты ведь всю жизнь об этом мечтала.
Исаак даже не представляет, насколько это рискованно. Я постоянно разъезжаю по миру, с этим связана моя работа, но я ни разу не была в Северной Америке вот уже восемнадцать лет. Мои отношения с Хэллоуином постепенно сошли на нет. Остановились, как часы, в которых кончился завод. Когда-то мы связывались каждый день. Потом раз в неделю. Телефонные разговоры, ничего серьезного. Потом он решил снова отправиться в ГВР, хотя когда-то поклялся больше не подходить к ней близко. Мы встречались «У Твена», в небольшом кафе недалеко от школы. Я думала, что ГВР может снова завладеть им, он может пойти другим путем и тем самым уничтожить хотя бы часть из тех стен, которыми он себя окружил. Но «У Твена» он появлялся все реже и реже. Мы общались все меньше и меньше, пока не дошли до сегодняшнего положения вещей. Теперь я вынуждена сделать то единственное, что он просил меня никогда не делать.
Я знаю, по-своему он меня любит. Видимо, поэтому ему так тяжело находиться со мной рядом. Я – его связь с прошлым. Только не общаясь со мной, он смог бы все забыть.
Но я не могу забыть. И в этом все дело.
ПЕННИ
Файл 303: Принцесса и доброе слово – открыть.
У нас есть такое правило: если кто-то услышит, что ты говоришь плохо о другом, ты должен придумать не меньше трех хороших вещей о том человеке. Так что же я могу сказать о Бриджит и Слаун?
Они не полные идиотки.
Они не совсем испорченные.
Их вполне можно не презирать.
Я бы сказала, что они чуть-чуть выше той отметки, опустившись ниже которой человек достоин презрения, во всяком случае, с моей точки зрения, это так. Из всех моих сестер они самые неприятные, они меня так достают.
Они не ограничиваются просто болтовней: они сбивают меня с ног, ставят подножки, насмехаются, то и дело норовят прицепить в мои волосы жвачку… Они делают все это исподтишка, ведь узнай об этом мамы, они бы наказали их. Слаун и Бриджит придумывают мне обидные прозвища и обзывают меня, когда никто не слышит. Это я еще могу им простить, но – увы! – это только цветочки. Они ловко издеваются надо мной при остальных, но так, что никто, кроме меня, ничего не понимает, они шепчутся и хихикают, распускают гадкие сплетни, а приглашая других сестер повеселиться, они не приглашают меня. Люди всегда боятся того, чего не понимают, а меня-то они точно не понимают, да еще и ревнуют к тому же. Когда я об этом думаю, мне их жаль.