Когда я звоню по телефону, слышу, как на том конце поют мои кузины. Эту песню пел мне отец, когда я был маленьким, простенькая песенка про то, как можно находить радость в обычных повседневных занятиях. Они собирают фрукты с высоченного, самым непостижимым образом переплетенного дерева, его длинные гибкие ветви спускаются до самой земли, как бы обнимая перуанскую почву. На заднем плане я вижу отца. Он рад мне и говорит, что хотел бы, чтобы я был там с ними.
Они собирают приманку для маленькой обезьянки, которая либо есть на самом деле, либо ее нет вообще. Он говорит, что снимок со спутника очень нечеткий. Так что животное, спрыгнувшее с ветки, вполне может оказаться карликовой обезьянкой, но сказать это с уверенностью невозможно.
– Желаю удачи, – говорю я. – Ты любишь меня?
– Конечно люблю, Хаджи.
– Действительно? Что ты любишь во мне?
– Тебя что-то беспокоит?
– Когда-то ты говорил, что ни один отец не любит так своего сына, как Бог любит тех, кто следует Его путем. Это верно?
– Ты и сам знаешь, что верно.
– Тогда правильно ли будет утверждать, что ты любишь меня меньше, чем Бог?
– Правильно будет сказать, что мы оба следуем за Ним, и Его любовь к нам отражается в том, как мы любим друг друга.
Я молча смотрю на него, все мои чувства спутались, словно моток веревки.
– Думаю, что я догадываюсь, о чем идет речь, – говорит он.
– Догадываешься?
– Ты открыл новый образ жизни, путь, по которому идут твои кузины, он нравится тебе больше, может, ты завидуешь, может быть, озадачен, и у тебя множество вопросов. Не исключено, что ты винишь меня в том, что столько лет я не показывал тебе этого. Если ты действительно это чувствуешь, я должен попросить у тебя прощения, но пойми, прошу тебя, я защищал тебя от Нимфенбурга, сколько мог. Но делал я это не из эгоизма, а потому, что считал, что тебе нужны ориентиры, чтобы увидеть все как оно есть, составить свое мнение, вместо того чтобы неотвратимо поддаться множеству соблазнов.
– Я не Мутазз и не Рашид. Здесь я стал мудрее. Отъезд домой сделает еще мудрее. Я вовсе не виню тебя за то, что ты долго удерживал меня.
