Схожая судьба постигла результаты более рискованного предприятия, предпринятого предшественниками римлян в Северной Африке, карфагенянами. Около 500 года до н. э. (точная дата неизвестна) градоначальники Карфагена отправили флотилию из шестидесяти судов, чтобы те достигли Гибралтарского пролива и далее двигались вдоль берега. Экспедицией командовал один из двух верховных судей государства, и он исполнил наказ с большой решимостью, повернув обратно лишь тогда, когда у них закончились запасы пищи. О крайней южной точке, до которой они добрались, карфагеняне докладывали, что они проплывали мимо пылающей горы – возможно, это было извержение вулкана – и слышали звуки барабанов, доносившиеся с одетых в леса холмов вдоль берега. Также они привезли с собой шкуры трех человекоподобных существ, которых они убили во время высадки на берег и которых их переводчики называли «гориллами». Шкуры эти отнесли в храм Танит Карфагенский в качестве жертвенного приношения, а на камне храма Хроноса была высечена благодарственная надпись. Но вскоре шкуры превратились в пыль, а римляне, разграбив город, стерли святилища с лица земли. Ученым последующих поколений оставалось лишь размышлять над неточной копией той надписи, и история гориллы превратилась в замечательный символ громадного перерыва в исследовании Африки. Несмотря на то что слово «горилла» было известно еще до Рождества Христова, точно определить, что это за животное, удалось лишь американскому миссионеру в Камеруне в 1847 году.
Арабы стали теми, кто разрушил классические представления об Африке. Поскольку они опустошили византийский остаток старой Римской империи во второй половине седьмого века н. э., их вторжение изменило ту часть Африки, что была ближе к Европе. Римские акведуки высохли, поля и города опустели. Величественные архитектурные сооружения уже не использовались, превращаясь в блоки арабского строительного материала, – это произошло с шестьюдесятью римскими колоннами, использованными для возведения новой мечети в Кайруане. Редко когда случалась столь всеобъемлющая перемена и наступал такой упадок. Устаревшие статуи и мрамор были оставлены разрушаться, подобно бюстам с отбитыми лицами и занесенным песком позвонкам опрокинутых колонных столбов, лежащих в беспорядочном величии в Лептис-Магне, в нескольких шагах от Средиземного моря, через которое римские галеры когда-то связали Европу с Африкой.
Но арабы также произвели и созидательную революцию, первыми отправившись через весь континент в путешествия на верблюдах. Способный пересечь триста двадцать миль безводной пустыни, где римская повозка, движимая волами, не преодолела бы и четверти этого расстояния, верблюд был таким же практическим усовершенствованием в Сахаре, как парус на галерах в море. Эффект был во многом сходный. Путь через пустыню стал надежнее, развивалась торговля, открывались новые маршруты, и – возможно самое главное – люди, наиболее сведущие в новом виде транспорта, взяли в свои руки контроль над пустынными тропами. Но, несмотря на то что Сахара стала менее страшным физическим препятствием, европейский путешественник мог пересечь ее только с согласия подозрительных и зачастую фанатично настроенных погонщиков верблюдов.
