– Ты всегда был разборчив, Данрейвен.
– Нет, Файнз, просто ты никогда не был достаточно проницательным.
– Причин не было. Я думаю, лучше всего попробовать их всех. Миниатюрных, высоких, совсем юных и тех, что постарше. – И Файнз проказливо улыбнулся. – Каждая восхитительна по-своему. Я дам тебе знать, если услышу о ком-то доступном.
«Это самый лучший и одновременно самый плохой сезон для лондонского света. Общество расцветает пышным цветом элегантных приемов и содрогается, потрясенное тем, что в его среде появился светский вор».
– Боже милосердный, Миллисент, ты просто убиваешь меня. Почему, скажи на милость, ты считаешь, что нашим читателям понравится такое вступление? – И, тяжко вздохнув, Беатриса медленно погладила Гамлета.
Миллисент совершенно не понимала, как тетка может ясно мыслить в такую рань. Уже светало, а они сидели в теткиной спальне с зажженными лампами и занимались окончательной шлифовкой статейки лорда Труфитта, чтобы она могла появиться в вечерней газете. Миллисент считала, что ее вступление – превосходное описание того, что происходит в этом сезоне.
Но не стоило огорчать тетку. Ведь правку можно внести и в уже написанное, прежде чем положить статью в конверт, который будет доставлен по нужному адресу, как это делается каждое утро.
– Право, тетушка, не расстраивайтесь. Вспомните, когда вы волнуетесь, Гамлет тревожится. Я забыла, что вы действительно говорили, будто читатели скандальной хроники не любят избытка реальности. Не беспокойтесь, я переделаю.
– Слава Богу. – Тетка нежно погладила Гамлета по голове, а тот шумно лизнул ей руку. – Ты здесь для того, чтобы помочь мне сохранить эту работу, а не стараться, чтобы я ее потеряла. «Самый плохой сезон», вот уж, право! Мы должны писать только то, что нашим читателям хочется читать. Они не считают это скандальными статейками, ведь мы пишем о погоде и об изысканном обществе.
– Я понимаю. Я больше не забуду и рада, что вас не смутила строчка из Шекспира, которую я добавила в последнюю минуту .
Леди Беатриса некоторое время обдумывала свой ответ, а потом сказала:
– Да, должна признаться, что она не вызвала у меня возражений. Она показалась мне довольно умной. Мне всегда нравились его вещи, особенно сонеты. Вот почему я посылала тебе столько его книг все эти годы. Но все же сначала ты могла бы посоветоваться со мной.
Миллисент молча выслушала упрек.
– Цитата, кажется, подходит к тому, что мы написали. Полагаю, здесь все в порядке, но, дружочек, ты не должна добавлять ничего после того, как мы все закончили, не поставив меня в известность.
