– Мое имя – Асмунд сын Рагнара, я есть из Свеаланд, – говорил старший из варягов.
На вид ему было лет тридцать пять. Поверх кожаного кафтана на нем был короткий синий плащ, заколотый на боку под правой рукой большой серебряной застежкой. Его длинные светло-русые волосы были зачесаны назад от высокого лба и на затылке связаны тесемкой, небольшая гладкая бородка была чуть темнее волос. На поясе его висел сафьяновый кошель, а рядом с ним франкский меч в отделанных серебром ножнах, на пальцах блестело несколько золотых перстней, на шее была серебряная гривна с подвесками в виде маленьких молоточков. Нетрудно было догадаться, что дела его идут хорошо.
– Я пришел в Ладога для добрый торг, привез вино и кувшины, – рассказывал он, когда Милута усадил гостей на лавки. – Но вот беда – была обида на торг. Мой человек имел раздор с твой человек. Я пришел делать мир. Умные люди не нужно просить суда у Дубини ярл – мы разберем дело сами. Я прошу тебя назвать виру[81] за обиду и побои, и мы будем в мире без Дубини ярл. Зачем за наш раздор давать серебро, еще и для Вальдамар конунг?
Милута понимающе усмехнулся. Несмотря на ломаную речь варяга, суть его слов была очевидна: зачем платить еще и виру в княжескую казну, если можно уладить дело между собой? Вспомнив Тармо, Милута на миг заколебался.
– Зачем искать – ваш ударил первый или наш ударил первый? – торопливо заговорил Асмунд. – Лучше нам мириться и жить в дружбе. Я многие лета торгую в Гардар, я знаю: мир и добрый торг лучше всего. Вот здесь Снэульв Эйольвсон, кто обидел твой человек. Назови твою цену мира.
Обернувшись, Асмунд указал на своих людей, и Милута увидел среди них того высокого светловолосого парня. Он сидел позади всех, опустив глаза.
Заметив его, Спех обиженно насупился, Тормод многозначительно покачал головой.
– Раздор есть дурное дело, мы не хотим раздор, – убеждал Асмунд Милуту, видя его колебания. – Мы дадим подарки за обиду и будем все иметь добрый мир. Да?
– Мира, говоришь, хотите? – заговорил Милута, когда варяг кончил речь.
Внешне оставаясь невозмутимым, в душе он был доволен, что все так хорошо кончается. Ни Спех, ни Милута не могли считать свое дело правым – ведь Спех ударил первым. То, что варяги сами пришли мириться, избавляло его от многих хлопот и при этом позволяло не уронить своей чести. Мельком вспомнив Тармо, Милута порадовался, что чудской старейшина уже уехал – при нем примирению не бывать бы.
– И у нас говорят: худой мир лучше доброй ссоры, – недолго подумав, продолжал Милута. – Мы с тобой люди торговые – нам раздоры не на руку.
