– А если он снова начнет играть на волынке? – Ее слова прозвучали так тихо, будто застревали в горле и душили ее.
– Ты не особенно веришь в честное слово своего дяди, – сказал он, играя ее локоном. Она резко отшатнулась от него и отступила назад. Он улыбнулся и снова приблизился к ней.
– Я питаю величайшую веру в него и в его чувство чести, – сказала она тихо. – Но вот в тебя у меня веры нет.
– Я хотел бы, – сказал он мрачно, – чтобы твой дядя беспокоился о тебе так же, как я, Лейтис. Он допустил, чтобы его обменяли на тебя, и ушел не оглянувшись.
Ее лицо просветлело, готовое разрешиться улыбкой.
– Он – вся моя семья, – ответила она невозмутимо. – У него есть недостатки, Мясник, но он мне родня.
– Значит, ты вернешься со мной по доброй воле?
– Ты не тронешь меня?
Он покачал головой и протянул ей руку, затянутую в перчатку.
Она кивнула, не принимая руки, и проскользнула к выходу из пещеры. Он последовал за ней, и они вместе спустились с холма. Они нашли его коня, но он не стал на него садиться, и они вместе молча прошли пешком весь остаток пути до замка Гилмур.
На мосту через лощину Алек кивнул часовому.
– Он удерживает англичан в Гилмуре или не пускает скоттов в форт Уильям? – спросила Лейтис сухо.
– Возможно, он караулит тебя, чтобы ты снова не улизнула и не пустилась в бега, – ответил Алек с улыбкой, обернувшись. – Но сомневаюсь, что один часовой может удержать тебя там, где ты не захочешь остаться, Лейтис, – сказал он.
Ее рассердили его ирония и благодушие.
Дональд встал навытяжку перед закрытой дверью комнаты лэрда. Выражение его лица трудно было разглядеть в темноте. При появлении Алека он выпрямился еще сильнее.
– Я оставил для вас еду, сэр, – смущенно сообщил Дональд, стараясь не смотреть на Лейтис, и удалился.
– Он все еще сердит на тебя за коварный побег, – сказал Алек.
– Ты наказал его за это? – спросила Лейтис, глядя на закрытую дверь.
– Разве он похож на наказанного? – спросил Алек резко. – Может быть, тебе показалось, что его били? Или подвергали пыткам?
– Есть наказания похуже физических, – ответила она.
– Могу тебя заверить, Лейтис, что собственное раскаяние для Дональда мучительнее, чем любое наказание, которое могу придумать я. У него есть чувство чести и долга, и он понимает, что меня подвел. Даже у англичан есть чувство чести, представь себе, – ответил он раздраженно.
Она молча прошла мимо него в комнату, и он понял, что все ее внимание приковано к ткацкому стану, установленному в комнате в его отсутствие. Харрисон поставил его у окна, где было светлее, чтобы Лейтис было удобнее ткать.
