– Хей-хо, кажется, я понял как. Теперь бы найти где...
– Я знаю где.
– Ну так веди меня туда.
– Это недалеко, папочка.
– И там играют свинг?
– Вот именно, там. – Ее улыбка стала зазывнее и жарче, пару раз она задорно щелкнула пальцами.
Я тоже решил пощелкать.
– "Школьные годы, – пропел я, – школьные годы, золотые деньки..." Звучит неплохо.
– Здорово. И очень просто, милый. Стоит только начать, и все пойдет как по маслу.
– Леди, с вами я снова чувствую себя маленьким мальчиком.
– Ты – лжец, папочка. Я хочу сказать... – она улыбнулась с видом Лукреции Борджиа, помешивающей любовный суп, – я хочу сказать: ты – л-ж-е-ц, большой белый папочка. – На этот раз она понизила голос и произнесла фразу с каким-то гортанным звуком. Ее голос действовал на меня как электрический разряд, как возбудитель, как предощущение смерти на электрическом стуле. Ее слова пронзали меня и включали все бешено работающие счетчики моего естества.
Я сглотнул и согласился:
– Как скажешь.
– А ты что скажешь?
– О'кей.
– Кстати, – сказала она, – спасибо. За то, что избавил меня от этого старого, вонючего медведя.
– Не за что. Я сделал это с удовольствием.
Она оглядела меня с ног до головы – от моего восхитительного тюрбана до великолепного красного пиджака с медалями на груди и потрясающих брюк с полосками – и воскликнула:
– Ух ты, у тебя классный костюм. Ты кто, пожарник?
– Хм... – сухо ответил я. – Хм... Любой дурак поймет, что я – магараджа.
– Кто?
– Магараджа!
– Ты – конный полицейский. В смешной шапке.
– Значит, в смешной. Ну... может, тебя все же устроит магараджа?
Она доверительно улыбнулась:
– Как скажешь.
Она наклонилась вперед; ее грудь коснулась моей. Я опустил глаза и посмотрел на эти роскошные выпуклости, рвущиеся наружу из голубого платья, словно им неприятно было даже столь незначительное ограничение свободы. Я надеялся, что она не поцарапает их о дурацкие медали. Она придвинулась еще ближе, и ее свободолюбивые груди заколыхались, готовые выскочить наружу. Я сглотнул, едва дыша.
– Детка, ты расплавишь мои медали. Давай... давай... давай выпьем.
Я окликнул бармена, поднял вверх два пальца и показал на стойку. Он кивнул, но с таким видом, будто пожалел, что познакомил меня с "Поцелуем кобры".
Когда нам принесли коктейли, моя новая жизнерадостная подруга внимательно посмотрела на них, и ее большие, круглые, удивленные глаза стали еще больше, круглее и удивленнее.
– Ты пьешь это?
– Конечно. Это всего лишь пятый.
– Ты выпил пять?
