На этом они пожали руки и пообещали держать друг друга в курсе дел.
Из пресс-клуба Квиллер отправился в публичную библиотеку, одно из нескольких зданий, оставшихся нетронутыми, разве только автостоянка расширилась. Библиотека была раз в сорок больше пикакской, и Квиллер подумал: а видела ли её когда-нибудь Полли Дункан? Он вспоминал о Полли куда чаще, чем предполагал. Интересно, что она сказала бы о лифтах «Касабланки»? Жильцах? Гостиной? Золотых кранах? Водяном матраце? Правда, Квиллер сомневался, что «холодильный» вид «расхолодил» бы её.
Просматривая библиотечную коллекцию, посвященную местной истории, он обнаружил огромное количество материала по «Касабланке», относящегося ко времени, когда Цвингер-бульвар был заполонен лошадьми и каретами, а позже – паровыми машинами Стэнли и электромобилями «коламбус». Чёрно-белые фотографии представляли президентов, финансовых магнатов, театральных звезд, стоящих на ступенях здания, или вылезающих из «дюзенбергов» при помощи швейцара в форме, или обедающих в «Пальмовом павильоне» на крыше. Вот женщин, в узких шёлковых, очень длинных платьях с перехватами ниже колен и в мехах, сопровождают мужчины в оперных плащах и цилиндрах, – очевидно, эта группа собралась на благотворительный бал. А вот в парке, примыкающем к зданию, нянюшки выгуливают малышей в колясках, а фантастически одетые детки бьют ракетками по воланам. Было даже фото карликового бассейна с мужчинами-пловцами в купальных костюмах (панталоны по колени).
Квиллера более всего интересовали фотографии, где был заснят Харрисон Пламб: человек с маленькими, по-видимому оставленными как воспоминание о Париже, усиками. Иногда рядом с ним находился друг Гринчман – это во время визитов к знатным сановникам иногда жена и трое детей (мальчики в коротких, по колено, штанишках, и малышка Аделаида с локонами, струящимися из-под полей её украшенной цветами шляпки). На более поздних фотографиях Аделаида с отцом позировали у «Стуц Биэкэт» или чайного столика на террасе. Квиллер вспомнил, как кто-то говорил, будто бы люди и события прошлого, впечатавшись в кирпич, камни и деревянные обшивки старого здания, придают ему некую загадочную ауру. Если это правда, тогда становилось понятным то, что пытался сказать Лоуэлл о магии «Касабланки».
После двухчасового экскурса в спокойное нарядное прошлое Квиллер особенно остро почувствовал, как ему трудно выносить назойливый грохот современной улицы. Он быстро пошёл домой. Дул пронизывающе-холодный ветер. Цвингер-бульвар с его высоченными домами превратился в аэродинамическую трубу. Редактор «Прибоя», некогда занимающийся полосой, посвященной ресторанам, называл бульвар «Пищеблоком». Квиллер насчитал дюжину ресторанов с национальной кухней, о которых в Мускаунти слыхом не слыхивали: полинезийской, мексиканской, японской, венгерской, шехуанской и средневосточной среди многих других. Он вознамерился перепробовать их все. И пожалел, что с ним нет Полли.
