Теперь, в Ньюгейте, все было наоборот. Грэм был полон жажды мести.
– Где изумруды?
– Понятия не имею, – ответил Джулиан. Избиение продолжалось долго и было жестоким. Джулиан ничего не говорил. Он догадывался, что его молчание, возможно, даст ему хотя бы еще месяц жизни, потому что Грэм был намерен пытками вырвать у него признание. А когда время истечет, его, вероятно, повесят.
«И все это из-за обманчивой ангельской внешности какой-то девчонки!» Джулиан наконец догадался, что, по-видимому, это она преуспела в краже. Это из-за нее он оказался в таком отчаянном положении!
Все последующие дни Джулиан обдумывал это, больше ему, пожалуй, и обдумывать-то было нечего. Если ни у него, ни у Грэма изумрудов нет, то они, должно быть, у этой маленькой дикой кошки. Он все еще мучился загадкой, где мог видеть ее прежде, но в конце концов пришел к выводу, что если и встречал ее когда-то, то в то время она была совсем еще маленькой, от горшка два вершка.
«Пожалуй, она воровка! Ведь на ней был мой плащ, в кармане которого находились изумруды».
В известном смысле Джулиан даже испытал восхищение ее догадливостью, позволившей ей осуществить такую комбинацию. Только очень умная маленькая кошечка могла сообразить, что ей достаточно будет держать рот на замке – и она сможет улизнуть с целым состоянием, а потерпевший фиаско воображаемый вор будет обвинен в краже!
Положение Джулиана было плачевным. Ему оставалось жить всего шесть или семь часов. Улики против него были самыми убедительными и без изумрудов. Процесс закончился, приговор вынесен очень быстро и сурово... На рассвете его должны были повесить в маленьком внутреннем дворике Ньюгейтской тюрьмы. Они даже не позаботились о том, чтобы оттащить его на Тайберн, откуда имелась слабая надежда бежать.
А вот эта маленькая зеленоглазая обманщица и ведьма не испытывала сейчас никаких неприятностей! Она скрылась, прихватив с собой целое состояние, а Джулиан оказался в дураках! Она обвела его вокруг пальца...
«Хорошенький трюк» – подумал он. – Впрочем, будь у меня возможность, я бы врезал ей изо всех сил сапогом по ее хорошенькому задику».
Звон ключей отвлек Джулиана от этих мыслей, извещая о приближении тюремщика. Джулиан только и успел, что придать своему лицу бесстрастное выражение, будто маску надел, когда щелкнул замок, и дверь камеры распахнулась. И тотчас же около дюжины страждущих душ, коими полна была камера, попятились в углы, закрыв собою Джулиана.
