Дни были долгими, мучительно яркими – обычно Гот курил стракку по вечерам. Правда была беспощадна, как ядовитая змея, и наносила удар по-змеиному точно и стремительно, стоило только вынырнуть из дурмана. Иногда бывший Инквизитор плакал от боли. Тогда приходила Ксантия и начинала его утешать.
Гот так и не понял, почему она не покидает его. Ксантия говорила о родстве душ, объясняла, что у них одни враги, одни мечты и желания. Однако каждый раз, погружаясь в приятное забытье, Гот видел, как его спутница поджимает губы. Нет, эта жизнь ей не по вкусу. А он сам? В этом Гот сомневался. Но ведь она спасла его от смерти! Как дерзко она приказала этим жалким идиотам впустить ее в камеру! Такой простой план – и какой жестокий. Людьми вроде старой коровы Хегги можно жертвовать без зазрения совести. Ксантия дала ей денег, Хегги согласилась отправиться с ней в тюрьму и остаться в камере вместо Гота. В конце концов, что ей сделается? А если разобраться… даже если ее накажут как сообщницу, это ничего не значит. Вот за что он любит Ксантию. За жестокость. Ее жажда власти и неутолимая жажда мести опьяняют… почти как стракка.
Гот помнил, как она предложила ему задержаться в Тале и посмотреть казнь Торкина Гинта. Он помнил, как они посмеивались и только поглубже надвигали капюшоны… а эти глупцы вокруг рыдали, оплакивая осужденного. Сколько Чувствующих Инквизитор заклеймил собственноручно, но ни разу не испытывал такого удовольствия, как при виде Тора, висящего на кресте.
А еще он увидел Элиссу. Да, ради такого стоило рискнуть. Настоящая королева. Как она стояла на балконе – гордая, непокорная, не сломленная! Наверно, у него встал бы от такого зрелища… если бы было чему. Будь проклят клук, который лишил его мужского достоинства.
Ксантию эти тонкости, похоже, совершенно не беспокоят. Если женщина не собирается с тобой спать, ей наплевать, что у тебя между ног. Зато она может восхищаться твоим умом, твоей хитростью, твоей способностью заставить весь мир плясать под твою дудку.
А и вот самый восхитительный момент: камень угодил в лоб Торкину Гинту, и череп молодого лекаря раскололся. Да, этот юнец принял смерть храбро, этого нельзя отрицать. А это «Я прощаю вас, мой король»! Великолепный плевок напоследок. Воистину, в тот день Гот получил ни с чем не сравнимое наслаждение. Оставалось лишь стиснуть покрепче зубы, чтобы не расхохотаться во весь голос.
Когда Гинт умирал, у Ксантии горели глаза, щеки раскраснелись от удовольствия. И пока другие в ужасе и молчании взирали на мертвое тело, которое висело на кресте, словно тряпичная кукла, на зияющую рану во лбу и потоки крови, Ксантия обернулась и посмотрела на Элиссу. Конечно, муки соперницы – упоительное зрелище. Острые зубки Ксантии впивались в нижнюю губу, пока не показалось несколько капелек крови, а плечи чуть подрагивали от беззвучного смеха, когда девчонка простирала руки, словно хотела дотянуться до своего умирающего любовника. А как эта гордячка изменилась в лице, соизволив наконец-то повернуться к своему законному королю! Тут Ксантия не сдержалась и чуть слышно захихикала.
