— Я же тебе крикнул, что она пустая!
— Еще и ревет... Он «крикнул». Будто я что-то слышал в такой момент... Поймал, а она шипит... Вот так! — Толик дернул кольцо и поднес лимонку к уху. Казалось, с каким-то болезненным удовольствием.
— Ну, а зачем под себя-то?! — захлебываясь слезами, крикнул Гай. — Кидал бы назад!
— Да? Там сзади, на улице, бабка и пацанята с трехколесным великом... А впереди ваше сиятельство... И ведь выбрал же место с-стервец. Как труба...
— Ну, откуда я знал, что ты подумаешь... Это же игрушка!
— Это — игрушка? — Толик повернул к Гаю такое лицо, что разом застыли слезы.
Гай прошептал беспомощно:
— Я же крикнул... пустая...
— Сам ты... башка пустая, — вдруг вздохнул Толик. — Иди сюда! — Он выдернул из брючного кармана платок, начал сердито вытирать Гаю лицо.
Гай безнадежно сказал в платок:
— Теперь ты будешь меня ненавидеть всю жизнь.
— Больше мне делать нечего, — огрызнулся Толик.
И Гай понял, что ненавидеть Толик не будет. Но и... вообще ничего не будет. Граната все-таки взорвалась, только бесшумно. Толика не убила, но убила его дружбу с Гаем. Развеяла взрывом в черную пыль все хорошее, что случилось в жизни Гая здесь, в Севастополе.
Отомстила.
И такая тоска взяла Гая, что все в нем выключилось. Не осталось ни капельки сил. Он сел, где стоял, — на плоскую глыбу ракушечника в пыльной траве у тротуара. Уткнулся лбом в колени. Умереть бы...
— ... Ну-ка встань! — вдруг крикнул Толик. Прежним голосом, тем, который был у него раньше, до гранаты. Он дернул Гая за воротник.
— Ты мальчишка или нервная барышня? — яростно сказал Толик. Но злость была не на него, не на Гая! Гай уловил это каждым нервом. Злость была, чтобы встряхнуть Гая. А может быть, и самого Толика. Гай вскочил. Украдкой, но уже с надеждой глянул Толику в лицо. Опустил голову и шепотом повторил все то же:
— Кричал ведь — пустая... — И опять всхлипнул.
Толик хлопнул его пальцами по затылку.
— Голова пустая...
— Ага... — выдохнул Гай.
— Где ты взял эту штуку?
Не скрывая ничего, Гай выложил историю с гранатой. От начала до конца. Будто наружу себя вывернул. Толик слушал и порой называл Гая то бестолочью, то олухом.
Они вышли на Катерную и теперь неторопливо шагали вниз. Толик завернул гранату в платок — попадались прохожие. Гай заметил, что кое-кто с удивлением поглядывает на его зареванное лицо, но ему было все равно. Один раз у Гая мелькнула мысль: а не опоздают ли на самолет? Но и это было не важно. Главное, что Толик делался такой, как раньше.
