— Знаю, конечно... — Сержик по-прежнему смотрел недоуменно. И кажется, слегка насторожился. Может, решил, как и баба Ксана, что речь пойдет о музее? — А чего он тебе, этот бюст?..
— Да он как раз не «этот», — вздохнул Гай. — Я думал, что он с «Надежды», которой Крузенштерн командовал... Это давняя история, про одного лейтенанта и его бюст... Я подумал: а вдруг это тот самый? А баба Ксана говорит, что нет. Что это какой-то севастопольский герой... И что его друг ее сына вырезал...
— Ну да, — сказал Сержик, словно спрашивал: «Что здесь удивительного?»
— А кто этот офицер? Не знаешь?
— Знаю, конечно. Лев Толстой.
Гай изумленно заморгал. Сержик засмеялся:
— Это не тогда Лев Толстой, когда он с бородой, старый, а раньше. Когда он здесь на бастионах воевал. Ты, что ли, не слышал про это?
Гай, конечно, слышал и читал. И памятник Толстому видел на Четвертом бастионе — черный камень с белым барельефом. И сейчас понял, что барельеф и бюст похожи. И еще вспомнил портрет молодого Толстого в книге «Севастопольские рассказы». Можно было бы сразу догадаться...
«Или что? Ты все-таки надеялся, что это по правде Алабышев?» — с хмурым ехидством спросил себя Гай.
Сержик сказал, словно извиняясь:
— Вообще-то сходство там, наверно, не очень хорошее. Не художник ведь делал.
— Нет, хорошее. Теперь я понял, — вздохнул Гай. — Просто до этого я о другом думал... А баба Ксана почему не знает, что это Лев Толстой?
— Ей говорили, да она не помнит. Старая ведь уже.., А потом и говорить не стали. Пусть думает, что Гриша...
«Конечно, пусть... » — мысленно согласился Гай. И сказал:
— А она мне совсем не показалась злой... баба Ксана... Наоборот...
Сержик тихо улыбнулся:
— А она и есть наоборот. Просто она притворяется сердитой. Чтобы судьбу обмануть.
— Зачем?
Сержик опять глянул доверчиво.
— Ну, понимаешь, она же суеверная. Потому что возраст... Ей кажется, будто за ней кто-то невидимый следит, навредить хочет. И если она кого-то сильно полюбит, этот невидимка может тому человеку зло сделать... Или совсем погубить, как Гришу.
— Кто? Бог, что ли? — смущенно спросил Гай.
— Да нет. Она говорит, что Бог-то как раз добрый... Пока церковь на Большой Морской работала, она туда каждую неделю ходила. А сейчас в другую ходит, на кладбище... Но она говорит, что Бог не может каждого от злой судьбы защитить, людей-то вон сколько... Вот она и притворяется, чтобы горе отвести. Чуть что — сразу меня веником или рушником; «Ах ты злодий, я ж тебя зараз!.. » — Сержик засмеялся, но сразу замолчал и вдруг сказал полушепотом: — А если думает, что сплю, сядет рядом и волосы мои трогает. Шепчет что-то... Мне тогда ее жалко...
