Отдых напрасен. Дорога крута.
Вечер прекрасен. Стучу в ворота.
А. Блок
Оборвалась на высокой ноте песня.
Молодой цыган — Вахтангов — замер. Он весь внимание. Непринужденно сидят перед ним молодые и пожилые сопрано и контральто. Чуть насупившись, стоят тенора и басы с черными закрученными усами. Ждут сигнала. Глаза устремлены на него. А он собрал в тугой узел все нити, соединяющие его с хором, натянул их и выбирает мгновенье, чтобы вдруг послать певцов вперед — всех разом или одного за другим, словно таборных, тревожных коней.
Повинуясь ему, цыгане затепливают «Не вечернюю…». И о чем бы они ни пели, два десятка рвущихся из сердца голосов рассказывают о зовущих степных просторах, о кораблях-кибитках, о ночных кострах и звездах-искрах, улетающих в небо, о чистоте чувств и гордой удали… Вахтангов сдержанно дирижирует. С гитарой в руках, чуть тронув певучие струны, подает верный тон голосам и наклоном грифа приглашает к вступлению. Он в белом накрахмаленном воротничке; черные усики; чуть вьющиеся черные бачки, выставленная вперед правая нога, притопывающая носком ботинка… Подсказывает замирание хору. Голубым огнем глаз обжигает солистку. И тихая мелодия, словно теплой рукой, берет за душу. Или, поощряя певцов, исподволь наращивая огоньки песни, он разогревает хор до предела, до пафоса, и песня налетает на сердца слушателей — очищающая гроза, вихри цыганского свободолюбия, стихийной страсти…
Картина у цыган в «Живом трупе» Льва Толстого на сцене Художественного театра многокрасочна. Вахтангов успевает показать характерную «выходку», подмигнуть какой-нибудь хористке и подтолкнуть ее быть повадливее с гостем, вовремя кивнуть басам: идите «получить». Пользуясь моментом, выходит наспех перекурить. И возвращается, чтобы снова с неистощимой энергией стать вездесущей душой хора.
Руководители Художественного театра одержали одну из множества тех драгоценных частных побед, из которых складываются ансамбль и атмосфера спектакля, полные интенсивной эмоциональной и образной — художественной — жизни. Это подтверждает, что эпизодические роли требуют незаурядного таланта, фантазии и мастерства.
А сам Вахтангов? Удовлетворен ли он? Честно держит он данное им слово: «Буду делать все, что дадите». Но его думы уже давно тянутся дальше.
Еще весной, в апреле этого года, он записал в дневнике новые беспокойные мысли:
«Хочу образовать студию, где бы мы учились. Принцип — всего добиваться самим. Руководитель — все. Проверить систему К. С. на самих себе. Принять или отвергнуть ее. Исправить, дополнить или убрать ложь. Все, пришедшие в студию, должны любить искусство вообще и сценическое в частности. Радость искать в творчестве. Забыть публику. Творить для себя. Наслаждаться для себя. Сами себе судьи».
