- Даня, что с тобой? - спрашивает Сидней.
- Зуб скололся. Завтра схожу к врачу.
- А ты знаешь, что электрический стул изобрел стоматолог? - спрашивает Рита. - В дантисты идут не просто ради денег, эти люди - настоящие фанатики. Гестапо на тридцать процентов состояло из стоматологов…
За соседним столиком сидят двое мужчин. Оба как зеркальные отражения друг друга: в безразмерных свитерах с ромбами и высоким горлом. Усы, очки, бородки, опухшие от алкоголя лица.
- Аркаша… Ты гений! - торжественно объявляет один из ромбов.
- Чушь! - сердится второй. - Это ты гений!
- Ну, хорошо: и я гений, и ты гений!
- Друзья твои? - спрашивает писателя Тима.
- Смеешься, что ли! - Рита дарит писателю стервозную улыбку. - Единственные Данины друзья - это гормональные антидепрессанты! Правда, лапка?
- Лапка рельеф… - задумчиво произносит Даня, ни к кому не обращаясь.
Сидней хмурится и грозит Рите кулаком:
- Гады вы все-таки! У человека день рождения, а вы ему хамите, как последние скоты! О, а вот и наша водочка приплыла… - Он разливает водку по стопкам, одну из них протягивает Дане.
- Нет-нет! - качает головой тот. - Я не пью!
- Почему? - удивляется Сидней. - Ты же писатель! Все писатели пьют!
- Не знаю… Мне больше трезвым нравится быть, я чай пью. И к тому же у меня в последнее время печень как-то странно чешется…
- Ну, если печень чешется, значит, по крайней мере, она у тебя еще есть, - философски замечает Рита.
- Золотые слова! - радуется Сидней, сдирая фольгу с бутылки из-под шампанского.
Пробка выстреливает в потолок.
- Ну что, пумс-пумс, кролики! - Сидней поднимает свою стопку.
- Пумс-пумс! - подхватывает Никитин.
- Я, наверное, тоже буду, - неуверенно говорит писатель, - все-таки день рождения…
- Конечно, будешь! Ничего с твоей печенью не случится: почешется и перестанет.
- Давайте-ка, друзья мои, за Данюшу! Кстати, Даня, у нас с Алисой для тебя подарок! Детка, доставай!
Вера открывает рюкзак и вынимает из него игрушечную поролоновую крысу: ту самую, что лежала распотрошенной на столе у писателя дома. Только теперь крыса как новая - толстая и самодовольная.
- Батукада! Она ожила!
- Ахххаах! - смеется Сидней. - Это только начало, старик! Сегодняшней ночью сбудутся все твои мечты! И наши заодно! - он обнимает Веру. - Правда, детка?
- Ожила? - переспрашивает Рита. - А она что, умирала?
- Точно! Данины враги ее разрезали и выпотрошили. А мы с Алисой ее оживили.
- Даня, дай мне ее на секунду, пожалуйста, - Рита берет Батукаду из рук писателя, осматривает неровный шов позади крысы. - Вы чего, затолкали ей поролон назад через дырку в заднице? А потом зашили?
